Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века

В последнем десятилетии XVII в. Амстердам был процветающим торговым, финансовым и промышленным центром с населением примерно в 200 тысяч человек, что было гораздо больше, чем в городах, где Мария Сибилла Мериан провела свою юность. В этом городе одинокая женщина, наделенная ее способностями, связями и дочерьми, вполне могла пробить себе дорогу[602]. Старшая дочь, Йоханна Хелена, вскоре вышла замуж за Якоба Хендрика Херолта, который, забыв про общинное хозяйствование своей лабадистской поры, окунулся в голландскую торговлю с Вест-Индией и Суринамом[603]. Мария Сибилла возобновила преподавание и собственные занятия живописью, которые подкармливали ее в годы жизни в Нюрнберге и Франкфурте; на акварели Мериан с изображением цветов, насекомых и птиц находились знатные покупатели, например просвещенная Агнес Блок с ее богатым мужем. Йоханна Хелена тоже начала продавать свои цветочные картинки (замечательный рисунок наперстянки был приобретен Агнес Блок), ее даже взяли в числе нескольких художников писать акварели с растений в Амстердамском ботаническом саду[604]. К 1697 г. скандал вокруг имени Марии Сибиллы в Нюрнберге улегся, и семья Имхоффов после долгих лет молчания написала ей в Амстердам, на что она отозвалась теплым письмом. К 1698 г. Мериан обзавелась хорошо обставленным домом на Керкстраат и другом, на помощь которого всегда могла рассчитывать: это был живший через несколько каналов от нее художник Михил ван Мюсхер[605].

Ей было трудно объяснить падшему миру только одно — свое положение женщины, разведенной при необычных обстоятельствах, так что в завещании и других документах 1699 г. она называет себя «Мария Сибилла Мериан, вдова Иоганна Андреаса Граффа», хотя этот господин преспокойно жил с новой женой в Нюрнберге[606].

В те же самые годы оба тома ее «Книги о гусеницах» дошли до научных библиотек Англии. Продолжалась и энтомологическая работа: Мария Сибилла растила гусениц из окрестностей Амстердама, а также распространила свои наблюдения на муравьев и другие виды насекомых[607]. С особой радостью ее приняли в свой круг амстердамские натуралисты и коллекционеры. Если анатомические вскрытия и лекции профессора Фредерика Рёйса и других докторов медицины были закрыты для нее, то в недавно открытый Ботанический сад допускались как мужчины, так и женщины (на картине, идеализированно представляющей тамошние лекции, можно разглядеть в толпе двух женщин, возможно, Мериан и Блок). С Агнес Блок она могла любоваться выращенным той экзотическим ананасом, а также обсуждать долгую переписку Блок с ученым ботаником из Болоньи[608]. С Каспаром Коммеленом, директором Ботанического сада, она могла рассматривать растения из Северной и Южной Америк, из Африки и Индокитая, экземпляры или семена которых поставляли купцы и сотрудники голландской Ост-Индской компании[609].

Мериан посещала собранный Фредериком Рёйсом музей анатомических и прочих «раритетов» (дочь Рёйса — Рахиль — была наиболее одаренной из ее учениц), рассматривала полки с «иноземными» насекомыми и другими «чудесами природы» в кабинете редкостей Левина Винсента[610], не говоря уже об общении с самым страстным коллекционером: бургомистром Николасом Витсеном, президентом Ост-Индской компании. В 90‐х годах он наслаждался заказанными им цветными рисунками растений и насекомых, которые недавно получил из последней колонии компании — на мысе Доброй Надежды. «Я с удивлением изучала различные виды существ, привезенных из Ост- и Вест-Индии»[611].

Но, как признается в предисловии к своему «Метаморфозу» сама Мериан, в этих коллекциях ей недоставало чего-то важного, а именно: происхождения и последующих превращений насекомых. Красивые экземпляры были остановлены посреди движения, выхвачены из контекста, они утратили причастность к процессу. Собственная коллекция растений и насекомых из тех же краев, составленная Марией Сибиллой с помощью дочери и зятя-купца Херолта, едва ли была лучше. Более того, все эти коллекции не оказывали почти никакого влияния на современные книги о насекомых, например в «Гусеницах» Стефена Бланкарта (1688) была помещена всего одна бабочка Нового Света — экземпляр из Суринама, — изображенная без своих превращений. «Все это подвигло меня на то, — пишет Мериан, — чтобы предпринять длительное и дорогостоящее путешествие в Суринам»[612].