Данте и философия

Совсем иначе обстоит дело в порядке практической жизни, и нетрудно понять, почему. Когда речь идет о том, чтобы организовать человеческую жизнь, имея в виду земное счастье, разум не наталкивается на непреодолимое препятствие – познание чистых умопостигаемых сущих, каковыми являются душа, ангелы и Бог; он занимается только человеком, причем земным человеком, взятым вместе со всеми условиями его земной жизни. Будучи на сей раз вполне компетентным, он обладает возможностью адекватно решать проблемы земного счастья, когда человек с ними сталкивается в порядке практической жизни. Именно таких взглядов, как мы видели, в действительности придерживается Данте. Следовательно, его тезис, по существу, сводится к утверждению совершенной достаточности естественного разума в том, чтобы даровать человеку земное счастье в порядке действия. Этот порядок действия есть порядок политики, а также предполагаемой ею морали. Я не вижу, чтобы Данте когда-либо говорил что-либо другое; именно это он повторяет вновь и вновь, от начала «Пира» и до «Божественной комедии». Все прочее, что его заставляют говорить, включая то, что заставляю его говорить я сам, есть не более чем интерпретация сказанного им самим. Ибо Данте не говорит ни о бунте разума «против трансценденции», ни о его «отличии и сопряженности». А того, что́ он не говорит о разуме, он не говорит и об империи. Все эти простые формулировки слишком узки или слишком широки для того, чтобы адекватно облечь его мысль. Мы быстрее пришли бы к согласию, если бы честно признали этот первый факт. А если бы мы признали еще и второй факт – то, что, даже когда Данте цитирует Аверроэса или св. Фому, он отвечает исключительно за мысль самого Данте, – думаю, мы рано или поздно пришли бы к искомой исторической истине.

Таково истинное положение дел; по крайней мере, таким оно мне представляется. На вполне конкретный и вполне насущный вопрос, поставленный Микеле Барби, следует ответить: то, что́ мы исключительно ради удобства называем автономией разума, в действительности никоим образом не означает для Данте права мыслить вопреки вере, равно как и автономия империи никоим образом не означает права управлять вопреки Церкви. Данте не только не требует ничего подобного, но даже предположения о такой возможности оказалось бы достаточно, чтобы разрушить всю его систему. Вселенский порядок, по мысли Данте, постулирует и требует совершенного и спонтанного согласия между разумом и верой, философией и теологией, как гаранта искомого согласия между империей и Церковью. Стало быть, когда пытаются (что неизбежно) понять позицию Данте, исторически ставя ее в один ряд с другими, вряд ли ее можно сблизить с позицией аверроистов: ведь их доктрина опиралась на констатацию того факта, что в некоторых важных пунктах вера и разум учат разному. Если в этом согласиться с ними, вопрос о том, кому же принадлежит абсолютная истина в этих пунктах, становится неизбежным. Ответим ли мы, что она принадлежит философии? Тогда империя должна править Церковью. Теологии? Тогда Церковь должна править империей. В обоих случаях здание, выстроенное Данте, рухнет. Следовательно, его мысль должна была быть иной.

Так мы приходим, по-видимому, к другой гипотезе: Данте думал об этих вещах так же, как все христианские богословы и философы его времени. Однако на пороге этого вывода нас останавливает одно серьезное затруднение: если Данте понимал отношение философии к теологии так же, как св. Фома, то почему он не понимал так же, как св. Фома, отношение империи к Церкви? Никто ведь не спорит с тем, что у обоих авторов эти два тезиса были взаимосвязаны. Коль скоро при тождестве посылок они пришли к нетождественным выводам, один из них должен был совершить некую логическую ошибку. Признаюсь, я не вижу, кто именно. Но в действительности их посылки не тождественны. То совершенное согласие разума и веры, которое является необходимым требованием у Данте, он находит готовым благодаря трудам св. Фомы Аквинского. С точки зрения Данте, философия спонтанно согласуется с теологией, потому что он отождествляет философию с Аристотелем, а исторического Аристотеля – с Аристотелем св. Фомы Аквинского. В этом смысле будет, строго говоря, истинным, что предпосылкой позиции Данте по отношению к философии служит само существование томизма. Однако позиция Данте не смешивается с томизмом. В самом деле, она притязает на плоды труда св. Фомы, отвергая одно из важнейших условий его осуществления: учительство теологии по отношению к философии, неизбежно влекущее за собой учительство Церкви по отношению к империи.