Даосизм

Он осуществляет «действие Неба» самим фактом своего присутствия, просто существуя в качестве «настоящего человека», воздействуя силой своей трансценденции. Именно в этом смысле Кунце[84] говорит: «Правитель тот, кто не движется».

Это прямое применение упоминавшейся выше дальневосточной доктрины Великой Триады, в которой человек воспринимается в качестве третьей силы, являясь посредником между Небом и Землёй, что может показаться непривычным только если пренебречь указанным выше сочетанием в этой традиции политической функции с сакральной: поскольку иначе, в пределах сакрального господства, сходную идею можно встретить на Западе, она представлена, например, в функции понтифика, в соответствии с этимологией этого термина (строитель мостов[85]): такие представители выступают в роли посредников между духовным и человеческим мирами, или напрямую в качестве имперсональных духовных центров, в качестве дэ, если использовать даосский термин. Идею «действующей неподвижности» можно обнаружить даже в аристотелизме, не говоря уже об остальных восточных традициях (она отражена, например, в индусском божестве Пуруше). Все эти качества приписываются в даосизме идее шэнь-жэнь («настоящего человека»), каковым является повелитель.

Необходимо, чтобы деяния правителя не были ни специфически материальными, ни «деятельными», ни «человечными», но – ради единения с Началом, ради уничтожения в себе любой особенности и любого иррационального порыва, ради соответствия собственной природы природе «центра» – он обладает и взращивает в себе дэ, Добродетель. В таком случае правитель начинает излучать влияние, позволяющее ему разрешать конфликты, управлять подданными, незаметно и не ощутимо создавать систему сдержек и противовесов, побеждать не сражаясь, сгибать без насилия, исправлять и ублаготворять окружающую среду, чтобы всё могло развиваться «естественно», в соответствии с Путём, таким образом, чтобы «приблизиться к исконному состоянию». Для этого необходимы два условия.

Первое из них, как уже было отмечено выше, это недеяние, имперсональная неподвижность правителя, свободного от любого человеческого чувства, от мании величия, одинаково равнодушного к добру и злу, как само Начало, поскольку любое отклонение, в том или ином смысле, от нейтралитета или от центра, парализовало бы Добродетель и мгновенно привело бы к нарушению установленного порядка. Во-вторых, в центре и на периферии должно выполняться условие, согласно которому «десять тысяч существ», иначе говоря народ, должен придерживаться «первоначальной простоты», то есть – не стремиться быть тем, чем он не является, оставаться верным своей природе и реализовываться до определённой степени, на своём уровне. Даосская этика осуждает экстравертность, индивидуализм, стремление к достижению «неестественных» целей, алчность, неуравновешенность и излишества. Лишь тогда можно будет почувствовать «действие Неба», как позитивно, в описанной выше атмосфере, где добрые намерения смогут развиваться свободно и естественно, так и негативно, призывая время от времени силы, служащие для наведения порядка, которые, посредством скоординированных действий, уравновешивают противоположные пути, судьбы и законы, когда они достигают своих пределов. Деяние без деяния в этой картине мира, в центре которой находится олимпийский сверхъестественный правитель, полностью соответствует даосской этике, подробно представленной как в Дао дэ цзин, так и в других традиционных текстах Ле-цзы и Чжуан-цзы.