Дар милосердия

Он театрально вскинул руку и платформа начала подниматься под пристальным оком камеры. Арестанты замерли, бледные и молчаливые, в ярком свете звезд. В кадре появился сияющий прямоугольник шлюза. Платформа остановилась. На нее вышли двое конвоиров и увели заключенных в корабль. Шлюз закрылся и картинка померкла.

Бретт вдруг почувствовал, как пальцы Линды впиваются ему в руку, и страшно перепугался, увидев, как помертвело ее лицо.

— Корабль, — выдохнула она. — Это он был той ночью на холме?

— Он самый, — кивнул Бретт. — Завтра на рассвете старт.

— А как назывался тот холм?

— Череп-Хилл… Ты почему не пьешь?

— Череп-Хилл. Ну конечно. Идеальное место, лучше не придумаешь. И строго по плану. Дурак! Жалкий, наивный дурак…

В розоватых отблесках светильника ее глаза подозрительно заблестели. Бретт не рискнул расспрашивать из страха услышать неприятный ответ. Краем глаза отметил, что Чех уставился на Линду, точно не веря своим глазам, что его напарник мог позариться на простолюдинку.

Волна за волной снова нахлынули смущение, гордость и недоумение. Но теперь к ним примешалось кое-что еще — осознание. Бретт с ужасом осознал, почему на самом деле женился на Линде. «Синяя птица», при всем хромированном великолепии, служила лишь предлогом, средством оправдать новый элемент, выпадавший из общепринятой системы ценностей. Элемент звался любовь…

Бретт поднялся из-за стола.

— Если хочешь, поехали домой.

Взяв Линду под руку, с достоинством повел ее к дверям, ни разу не обернувшись. Пусть Чех видит, бедолага!

Номер 2000–2400 запустил печь сорок три, и раскаленная жижа вовсю текла в ковш. Чтобы скоротать время, Бретт напоил сорок первую. Наконец, раскаленная топка сорок третьей поглотила последнюю порцию металла, а Чех уже заливал огнедышащую массу. Запустив специальную программу, Бретт насухо вытер дно печи и закрыл слив. Затем включил первый погрузчик известняка.

В этот момент раздался звонок.

— Где ты подцепил секретаршу Финепископа? — спросил Чех.

Бретт ждал звонка, но не такого вопроса.

— Чью секретаршу?

— Финепископа. Только не прикидывайся, что не знал, где она работает!

В аппаратной резко повеяло холодом.

— Девочка высший сорт! — продолжал Чех, так и не получив ответа. — Плевать, что из «воротничков». Я встретил ее в воскресенье в приемной Его Преосвященства. Она как раз уходила. Сказала, что срочные дела и упорхнула. Так где вы познакомились?

Зернышко сомнения в душе Бретта пустило всходы.

— После расскажу, — выдавил он. — Пора загружать лом.

Онемевшие пальцы заскользили по кнопкам, двигаясь на автомате. Чудовищный обман Линды раскрывался на глазах. Она раньше других услышала про указ, наверное за несколько месяцев, и быстро сообразила, как перебраться с тротуара на проспект, сменить руины Центр-Сити на идиллические гаражи в благоустроенной Периферии, а главное — стать счастливой обладательницей «Синей птицы».

На службе у Его Преосвященства она имела доступ к досье каждого автовладельца. Понимая, что новый указ ударит в первую очередь по мужчинам брачного возраста, тщательно изучила всех кандидатов, их психологический портрет, биографию и кредитную историю.

Наконец, после долгих раздумий, список сузился до одного имени — Маркус Бретт.

Раздобыть план собора для секретарши Финепископа — плевое дело. Осталось только подстроить встречу, освободив соседнее место. Что Линда и сделала, «забыв» провести десяток последних платежей Чеха и сообщив о недостаче начальству за день или два до Выставочного воскресенья. И назначила аудиенцию с Финепископом аккурат на момент презентации «Синей птицы».

Дальнейшее было игрой, ловко проведенной с помощью духов, скорее всего с афродизиаком, детского личика, тела богини и искусного лицемерия.

Пальцы оттаяли и решительно забарабанили по консоли, выполняя сложные комбинации. Берем образец для сорок первой. Добавляем марганец в сорок пятую. В сорок вторую — партию лома.

Позвонили из шахты, но Бретт не взял трубку.

Вернувшись после смены, Бретт обнаружил, что Линды дома нет. В окна пробивался серый рассвет, новостная лампочка назойливо гудела. Перед тривизором лежала записка. Бретт развернул листок и под алое мерцание лампочки прочитал: