Дар милосердия

Бретт нервно заерзал в кресле. Инженер нес откровенную чушь, но искренность его тона заставляла в эту чушь поверить. Неудивительно, что Спекулянты так его боятся и всячески пытаются свалить. Особенно усердствовал Спекулянт Сенекского прихода. Наверное, потому что именно при постройке Мемориального трастового фонда «Сенеки» Инженер и ударился в ересь. Год назад он выиграл тендер на строительство и приступил к работе, но сразу после церемонии закладки первого камня бесследно исчез. Поиски не увенчались успехом, и пришлось нанимать нового подрядчика. Спустя полгода Инженер вдруг объявился, купил эфирные часы и стал выступать с анти-пропагандой автомобилей.

Спекулянты и даже сам Финепископ оказались бессильны. При всех нападках на экономику и нравы, Инженер не призывал свергнуть нынешний строй, разве что на религиозном уровне, а значит не мог быть привлечен к ответственности.

Не без труда Бретт вгляделся в лицо Инженера. Совсем старик, хорошо за пятьдесят. Хотя чему удивляться — эта братия машин не водит, потому и живет так долго. Бретт невольно вслушивался в слова:

— Канонизация автопромышленников в 1970 году имела под собой веские основания: тогда вся экономика зависела от оборота автомобилей; четыре колеса стали смыслом бытия рядового гражданина; автоальянсы вовсю экспериментировали со сверхсветовой скоростью, что открывало возможность покорения межзвездного пространства, а главное — завладения столь необходимыми источниками природных ресурсов. Однако канонизация повлекла за собой неслыханные кощунства: новые способы продаж, вытеснение старых названий, стилизацию выставочных павильонов под храмы, создание Церкви Счастливого путника и последующую узурпацию исконной религии в западном полушарии; наконец, подмену зеленых пажитей и тихих вод невнятным понятием Блаженной автострады.

Инженер умолк, точно обессилев от своей горячности.

— Что есть автомобиль? — резко вопросил он и, повернувшись к доске за спиной, нарисовал в правом верхнем углу букву А, а в левом нижнем — Б.

— Автомобиль, — продолжал он, — есть средство перемещения, доставляющее нас из пункта А в пункт Б, или наоборот — из пункта Б в пункт А. Только это и ничего более. Автомобиль — это средство достижения конечной цели, и в этом ключе служит на благо человечеству. Но, если рассматривать автомобиль как самоцель, трагедия неминуема, а последствия…

Бретт поспешно надавил на педаль «Выкл». Бредни Инженера начали действовать на нервы.

Часы показывали ровно пять. Если заехать пропустить пару стаканчиков, то к Линде можно порядочно опоздать, чтобы не возомнила себя королевой автострады.

Спустившись в гараж, Бретт отключил «Полкана» и завел «Сенеку». Свернув наугад в переулок и сделав крюк по проспекту, затормозил у «Подшипника». В сумерках мириады огней бизнес-центров сияющей стеной обрамляли дорогу.

Бретт потягивал «чаровницу» за хромированной стойкой и все гадал, как решить внезапную проблему. Можно продать гараж и внести одну четвертую транша, на которой настаивал Финепископ. Но тогда жить придется в машине и автокопы сцапают его за несостоятельность, к гадалке не ходи. Конечно, можно перезаложить гараж, но ему хватало забот и с выплатами по первому закладу.

После еще трех «чаровниц» Бретт подумал о женитьбе… и сразу отмел этот вариант. Жениться, когда тебе всего двадцать шесть — несоразмерная цена, даже для «Синей птицы». Да и с женщинами у него глухо, если не считать Линды.

А ее считать он точно не намерен!

При одной мысли о девушке сердце забилось сильнее. Бретт глянул на часы в огромном хромированном подшипнике на стене. Без трех минут шесть. Залпом проглотив пятую «чаровницу», он вышел и запрыгнул в «Сенеку». В конце концов, слишком опаздывать не стоит.

Центр-Сити когда-то и впрямь был центром, но по мере миграции населения превратился в изолированную окраину. Возраст некоторых построек исчислялся уже столетиями, а древние улочки состояли сплошь из выбоин и колдобин.

Давным-давно закопченные ныне высотки служили пристанищем для тысяч контор, из которых в эпоху машин сохранилась лишь жалкая кучка, да и те перебрались за сверкающие фасады делового проспекта, а опустевшие здания облюбовали под квартиры «белые воротнички».

Поднимаясь на девятый этаж, лифт в доме номер четырнадцать угрожающе скрипел. Оказавшись в обшарпанном коридоре, Бретт вздохнул с облегчением. Допотопные флуоресцентные лампы тускло освещали грязный пол, придавая мрачный оттенок стенам с облупившейся краской. Вдобавок, отвратительно воняло супом из планктона.

В поисках двенадцатой квартиры Бретт успел десять раз пожалеть, что вообще пришел. Но когда Линда на его стук распахнула потрескавшуюся дверь, сожаления уступили место радости. Застарелые миазмы супа вытеснил аромат цветущего яблоневого сада. Линда сменила ансамбль чирлидерши на платье с бретельками, в котором походила на греческую богиню с детским личиком, сошедшую с небес посмотреть, как живут смертные. У Бретт захватило дух.

— Готова, детка?