— Я вижу, Бор, — прервал его Дариус, освобождаясь от кирасы, — я все вижу.
Бросивший ему вызов долузсец, высокий, пожалуй, повыше Ториана, с мощным бочкообразным туловищем на толстых, коротковатых ногах, тоже был без шлема. Его широченную грудь, не прикрытую ничем кроме безрукавки из медвежьей шкуры шерстью наружу, перечеркивала перевязь с висящей на ней саблей.
Его, Дариуса саблей. Его Кунтюром. Долузсец не поменял ничего: и рукоять и ножным остались теми же самыми.
Дариус снял с крюка на седле щит, тот самый, с большим умбоном, доставшийся ему от главаря шайки разбойников. Уж больно он ему приглянулся: и размером и весом, и еще ухватистостью, что ли. Умбон почти полностью испещрен непонятной вязью, и явно перешел с другого щита.
'Наверное, воинская молитва, — решил Дариус, рассматривая его в первый раз, сразу же после боя. — Или заговор на удачу'.
Ну что ж, удача сейчас ему не помешает.
Взглянул на Биста, державшего наготове лук и покачал головой — нет! Для сверда такое расстояние — ничто, и он на выбор положит стрелу в любой из глаз долузсца, причем именно в тот момент, когда только такой шаг сможет спасти гонорту жизнь. Очень соблазнительно — иметь шанс избавиться от смерти, когда она станет, казалось бы, неминуемой, но нет. Все должно быть честно, или не должно быть вообще.
Затем обнажил саблю, ударил плашмя по обшитому толстой бычьей шкурой щиту и пошел навстречу к поджидавшему его долузсцу.
— Удачи, Дар! — пожелание Ториана он услышал уже в спину.
Мелодию той песни, что всегда помогала ему настраиваться в подобных случаях, он затянул еще тогда, когда решил принять вызов. Медленный, тягучий, тоскливый мотив, вызывающий в душе чувство отрешенности к происходящему, когда становится абсолютно безразлично, что с тобой случится в следующее мгновение. Чувство, когда очень не хочется делать то, чем вскоре займешься, но понимаешь, что сделать необходимо, и сделать именно тебе самому.
Идя навстречу долузсцу, Дариус слышал, как за спиной спешиваются его люди.
'Наверное, зря, — отрешенно подумал Дариус. — Верхом, какое никакое, но преимущество. Да и спастись легче. И это означает единственное: они не отступят, чтобы со мной не случилось'.
Где-то недалеко, на одной из верхушек выступающих из тумана елей, каркнул ворон. Каркнул, как показалось Дариусу, недовольно и нетерпеливо:
'Ну что же вы медлите, начинайте, сколько можно вас ждать! И, желательно, чтобы все здесь остались, все до единого!'
Представив его мокрого, нахохлившегося, нетерпеливо переступающего лапками по ветке дерева, Дариус улыбнулся, глядя долузсцу в глаза. Под кожаными подмётками сапог скользила мокрая трава, густая, но не поднимавшаяся выше щиколотки. Но это ничего не значит, долузсец в таком же положении, нет у него на ногах когтей.
И вообще он здорово походил на Сегура, и внешностью, и неухоженными космами, превратившимися под струями дождя в серые сосульки.
'Если бы не уши — вылитый Сегур, — усмехнулся Дариус в очередной раз. — Только уши их и различают'.
Глаза долузсца горели каким-то безумием. Не было в его взгляде ничего человеческого, но и на звериный взгляд он не походил тоже.
'Уж его-то точно криком с ног не собьешь', - почему-то Дариус вспомнил, как отшатнулся варисург, едва не завалившись наземь от его рыка.
Удар долузсца оказался быстр настолько, насколько это возможно вообще. Долю мгновения назад он стоял неподвижно, держа в руке обнаженный клинок, неотрывно глядя на приближающегося человека, и вот уже удар.
Удар сверху вниз, с замахом из-за головы, с явной целью покончить с врагом единственным ударом. Очень мощным ударом, таким разрубают от плеча до пояса. Или раскраивают голову вместе со шлемом напополам.
Дариус не стал парировать его, слишком уж хорошо он знал возможности Кунтюра и потому отвел удар щитом в сторону-внутрь. Чтобы тут же атаковать ответно выпадом под руку, целясь в заманчиво приоткрывшееся, густо поросшее сизыми волосами горло.
Долузсец уклонился легко, выбрасывая вперед левую руку, пытаясь ударить верхним краем прямоугольного щита в лицо. Попади он и все, этого вполне достаточно для того, чтобы закончить поединок.
К чему-то подобному Дариус был готов, и потому ушел под правую руку долузсцу, страхуясь от удара сверху поднятым над головой щитом, стремясь зайти к противнику за спину. Вероятно, маневр ему бы удался, если бы не предательски скользнувшая под опорной ногой трава, заставившая сделать его лишний шаг, чтобы долузсец не смог воспользоваться тем, что он едва не потерял равновесие.
Дариус оказался спиной к шеренге вражеских воинов настолько близко, что его вполне могли бы из нее достать: все они, помимо мечей и щитов, имели длинные копья с широкими листовидными наконечниками. Такими копьями одинаково удобно прорывать строй вражеской пехоты или отражать атаку кавалерии. А вот луки долузсцы почему-то совсем не жаловали. Не слышал Дариус ни одного рассказа, чтобы в руках долузсцев упоминались луки.