Дариус Дорван, наёмник (СИ)

Сухость во рту стояла такая, что язык казался шершавым. Еще он опасался того, что не сможет устоять на ногах, если на них поднимется.

— Ну слава Гитуру — в себя приходить начал! А то я уж было испугался совсем, — по голосу Ториана чувствовалось, что тот действительно говорит правду, не шутит как обычно.

— Ты хоть что-нибудь помнишь?

'Помню ли я? Что-то помню'.

Вокруг люди, свои, чужие, и он рубит с двух рук чужих, страшась угодить по своим. Потому что их трудно различить — только смутные тени, едва различимые сквозь стоящую в глазах кровавую пелену. А затем все метнулись от него прочь, крича:

— Остановись! Уже все закончено!

И ему с трудом удалось удержать себя от того, чтобы не броситься на них, лишь самым краем сознания понимания: этого делать нельзя — врагов вокруг больше нет. И сразу же пришла слабость, голова закружилась так, что он рухнул там, где стоял: на затоптанную мокрую траву, грязную и кровавую. Так что он все помнит.

— Помнит он, помнит! — голос Ториана звучал почему-то ворчливо.

— Дар! Ты убил их пять! Ты… один… убил… пять… гмурнов! — теперь Ториан кричал, тыкая ему чуть ли не в лицо ладонью с растопыренными пальцами. — Это ведь не простые долузсцы — гмурны! А ты один убил их пять! Понимаешь — пять! Гмурнов! Один! Ценой всего лишь нескольких царапин!

Ты хоть понимаешь, что ты смог сделать?!

'Если бы ты знал — какой именно ценой! — устало подумал Дариус, отводя руку Ториана от своего лица. — Сколько я потерял от срока жизни за этот короткий бой? И счастье, что я сумел выбраться оттуда — из-за грани. Стоили ли они того, пять убитых мною долузсцев, пусть и самих гмурнов?'

— С чего ты взял, что это были именно гмурны?

Ториан сокрушенно покачал головой, ненадолго отошел и, вернувшись, бросил под ноги Дорвана тело одного из долузсцев.

— Смотри!

— Куда смотреть, Тор?

Смотреть никуда не хотелось, очень хотелось спать. И еще пить. Пить даже больше.

Ториан рванул на груди гмурна меховую безрукавку, обнажив грудь. На груди убитого долузсца, на всю ее ширину, щерилась в свирепом оскале медвежья голова. Такие татуировки наносят, глубоко взрезая кожу и заливая порезы краской. Видел уже Дариус такие, правда, не на груди, и не у гмурнов.

— Видишь?! — Ториан ткнул пальцем прямо в пасть зверя. — У всех так!

Затем он легко поднял тело и отбросил его далеко в сторону.

'Вот же силища у человека! — в очередной раз восхитился Дариус. — Неимоверная!'

Ториан продолжал смотреть на него.

'Ну и чего смотришь? — подумал Дариус. — Лучше воды принеси. Теперь-то какая разница, кем они были прежде? И все же, угораздило нас нарваться именно на гмурнов'.

Гмурны, по рассказам людей знающих, даже среди не знающих страха долузсцев, выделялись в бою своей яростью. Еще поговаривали, что один гмурн трех обычных долузсцев стоит. А уж те воины!.. Но, как выяснилось, справиться можно и с ними. И как это ему самому в голову не пришло, что им встретились не простые долузсцы? Ведь только гмурны презирают доспехи, на обычных можно увидеть и кирасу, иной раз даже металлическую, и кольчугу. Но, может, оно и к лучшему то, что ему в голову не пришло — кто это именно. Только не слишком уж цена высока?

Подошёл Бист, оттеснил Ториана в сторону и вложил Дариусу в руку оловянную кружку.

— Пей! — потребовал он. — Пей до дна, и не смотри, что на вкус гадость редкостная.

Вообще-то Дариус мечтал о кружке родниковой воды, такой холодной, чтобы зубы заломило. Он пил бы ее маленькими глотками, наслаждаясь вкусом воды, запахом мокрой земли, травы, шумом ветра в макушках недалеких деревьев, треском и теплом костра, словом, тем, что остался жив. Он попрощался с жизнью, когда выходил на поединок с долузсцем, попрощался по-настоящему.

Ведь если бы осталось в душе хоть малейшее желание выжить, не получилось бы ничего.

Дариус сорвал василек, понюхал его. Цветок не пах ничем, только сыростью, тем, чем пахло вокруг все.

— И еще, спасибо тебе.

— Это-то еще за что? — удивился Дариус.

— Когда он занес надо мной меч, я уж думал все, — признался Бист, — всю жизнь в мгновение перед глазами пронеслась, с тех самых пор как в постель еще ходил, — улыбнулся он, — и если бы не ты…

'Вот уж точно чего не помню. Да и вряд ли специально у меня получилось'.

— Ну вот, сам благодаришь, а подсовываешь какое-то разведенное дерьмо, — попытался пошутить, он, понюхав из кружки. Из нее действительно пахло так, что к горлу подступила тошнота. — Надеюсь, не сорочье? И почему без меда?

Он улыбнулся, вслед за ним улыбнулся сверд. Оба они помнили, как Ториан предлагал Галугу за один раз вылечить того от шепелявости, как раз разведенным на меду сорочьим пометом. Затем Бист посерьезнел.

— Пей гонорт, это чимелла так пахнет — смола, ее у нас на склонах гор собирают,

— пустился он в объяснения. — До последнего ее берег, на самый крайний случай. И гляди-ка ты, действительно пригодилась.

Дариус отхлебнул из кружки. Его передёрнуло от отвращения, но он заставил себя проглотить.

— Лучше бы я сдох, — пожаловался он, ища взглядом, куда бы поставить кружку.