Дарвиновская революция

Едва оправившись от малярии, Уоллес быстро изложил пришедшую ему в голову мысль в короткой работе, намереваясь послать ее в Англию, дабы там ее опубликовали. Поскольку идеи Уоллеса во многих отношениях очень точно отражают идеи Дарвина и поскольку Дарвин проработал их гораздо основательнее, чем Уоллес, то более детальным их изложением мы займемся в следующей главе. Зато к чести Уоллеса нужно сказать, что он сделал один шаг, который Дарвин так и не сделал. Отвечая Лайелю, возражавшему против эволюционных теорий, основанных на аналогиях, непосредственно взятых из мира домашних животных, Уоллес твердо заявляет, что невозможно провести верную аналогию между дикими и домашними животными. Домашние животные, утверждает он, отбирались человеком по специфическим признакам и особенностям, нередко отклонявшимся от нормальных, поэтому, если их отпустить на волю, в мир дикой природы, следует ожидать, что они вымрут или быстро вернутся к изначальному типу, что, в общем-то, и происходит. Таким образом, объясняет Уоллес, нестабильная изменчивость домашних животных не доказывает, как считают лайелианцы, что изменчивость при отборе тоже нестабильна. Это, скорее, указывает на мощное давление со стороны природного мира, давления, которое может привести к совершенно стабильным изменениям. То, что в мире домашних животных все происходит не так, как в мире диких животных, по его мнению, больше свидетельствует в пользу, нежели против механизма отбора. Этот промах Уоллеса – его отказ применять аналогии из области искусственной селекции, – вероятно, связан с тем равнодушием, которое он проявляет в своей статье к подлинной важности отбора внутри групп, ибо главный акцент он делает на борьбе и отборе между разновидностями (Боулер, 1976c). Но Уоллес, разумеется, говорит не о чем-нибудь, а именно об отборе между особями, поэтому его отказ прибегать к упомянутым аналогиям ни в коей мере не отнимает у него законного права провозглашать себя соавтором открытия принципа естественного отбора как механизма эволюции.

Написав эту работу, Уоллес оказался перед выбором: кому ее послать? Его сомнение понятно, ибо после публикации в 1855 году его предыдущей работы, на которую мало кто обратил внимания, его постигло разочарование. Но, как мы увидим в дальнейшем, его сомнения были напрасными, и на ту его работу обратили внимание очень многие. В любом случае именно благодаря ей Уоллес завязал контакты и переписку с людьми, которых интересовал вопрос происхождения органики. И одним из этих людей был Чарльз Дарвин, который, если верить слухам, придерживался чисто еретических взглядов на эту проблему. Поэтому не стоит удивляться, что Уоллес послал новую работу именно Дарвину, написав, что если она, на его взгляд, заслуживает внимания, пусть он где-нибудь ее опубликует.

Итак, Дарвин наконец возвращается в наше повествование. Как мы видели, на протяжении 1850-х годов очень многие мыслители расчищали и расчистили путь для его вступления на арену, и следующий ход был за ним. Почему он его сделал и каков был этот ход, мы узнаем в следующей главе.

Чарльз Дарвин и «Происхождение видов»

Итак, перед нами вновь Чарльз Дарвин, каким мы его оставили в одной из предшествующих глав, – богатый, амбициозный, представительный молодой человек со связями в британском научном мире, заявивший о себе как об одном из самых ярких новых талантов в области геологии. Но это публичный Дарвин. А теперь давайте обратимся к Дарвину, каков он в частной жизни, – почти совершенно не известный мировому научному сообществу человек, успешно разрешивший загадку, которую Гершель, видимо, по наитию, назвал «величайшей из тайн», – вопрос о происхождении органических видов.