Дарвиновская революция

Реакция ученого мира на «Происхождение видов» и позицию Дарвина не отличалась особым разнообразием: с завидным постоянством, снова и снова, бессчетное количество раз на протяжении всего описываемого периода приводились и повторялись одни и те же доводы и возражения. Пожертвовав исторической последовательностью в угоду систематической ясности, я, внося уточнения, давая опровержения и ссылки на критику, буду придерживаться того порядка тем, как они даются в «Происхождении видов». Хотя этот план, возможно, не идеален и не всегда отражает критику в ее первой инстанции, я, тем не менее, постараюсь давать самые наглядные и представительные образцы этой критики. Поскольку наша задача – получить общее представление о реакции научного мира на дарвинизм, то я буду рассматривать и те труды, которые можно счесть благоприятными для Дарвина.

Искусственный отбор

«Происхождение видов» Дарвин начинает с довода, заимствованного из мира человеческой деятельности, приводя в пример те изменения, которых добился человек, воздействуя на растения и животных с помощью механизма искусственного отбора. Опираясь на эти примеры в поддержку своей позиции, Дарвин как бы переворачивает позицию антиэволюционистов, которые всегда использовали в качестве довода против эволюции тот факт, что те изменения форм растений и животных, коих удалось достичь человеку, очень несовершенны и ограниченны. Неудивительно поэтому, что с самого начала труд Дарвина натолкнулся на критику, и довольно резкую. Одним из тех, кто счел, что этот довод Дарвина не удовлетворяет в полной мере его чаяниям и ожиданиям, был, как ни странно, Гексли. Гексли, будучи сам эволюционистом, был согласен с тем, что естественный отбор, вероятно, играет существенную роль в эволюционных изменениях. Но, поскольку животноводы никогда не достигают полноценного физиологического репродуктивного разделения – ибо две группы, хотя и происходящие от тех же самых родителей, не могут скрещиваться между собой, – Гексли всегда считал, что естественный отбор как главная причина эволюции и видообразования должен отчасти оставаться гипотетическим (Ф. Дарвин, 1887, 2:198). Ниже мы рассмотрим и другие причины, которые помешали Гексли полностью принять и признать механизм Дарвина. Поскольку действие естественного отбора, по мнению Гексли, не было полностью доказано, он предпочитал дополнить его большими вариациями, что давало организмам возможность «перепрыгивать» из одной формы в другую; при этом, однако, нельзя сказать, что он рассматривал примеры доместикации как опровергающие взгляды Дарвина на естественный отбор – на его взгляд, они не опровергали их, а лишь были недостаточными в качестве доказательства. (Несмотря на это решающее различие между ним и Дарвином, я, следуя данному мной выше определению, буду называть Гексли дарвинистом. Ведь, учитывая те похвалы, которые он расточал Дарвину, и ту страстность, с какой он встал на его защиту, говорить о нем иначе было бы неправильно. Однако, несмотря на его эмоциональную приверженность делу дарвинизма, были у Гексли и чисто интеллектуальные отличия от Дарвина, и эти отличия – одна из самых ярких и захватывающих особенностей нашего повествования, заслуживающая дальнейшего рассмотрения.)

Но далеко не каждый воспринял взгляд на ограниченность искусственного отбора столь благоприятно, как Гексли. Одним из тех, кто воспротивился такому взгляду, был Флеминг Дженкин (1833–1885), шотландский инженер и близкий родственник Уильяма Томсона, лорда Кельвина (Стивенсон, 1887). В своем научном обзоре, напечатанном на страницах журнала North British Review за 1867 год, одной из самых веских и обстоятельных критических разборок эволюционных размышлений Дарвина, Дженкин утверждает, что примеры доместикации не только не доказывают, что естественный отбор способен вызвать полноценное эволюционное изменение, но что они доказывают как раз обратное (Дженкин, 1867). Эти примеры показывают, что существует некий предел габаритов или размеров, выше или ниже которого ни животные, ни растения не могут ни опуститься, ни подняться. Говоря в целом, в каждой группе потенциал к изменениям в любом направлении уменьшается асимптотически до такой степени, что для практических целей становится совершенно непригоден. Следовательно, аналогия из мира человеческой деятельности доказывает лишь ограниченность селективного процесса, то есть нечто обратное тому, что намеревался доказать Дарвин.