Дарвиновская революция

На общественном уровне 15-летний период времени, который мы рассматриваем (с 1860 по 1875 год), был в Британии временем стабильности и процветания, по крайней мере вплоть до депрессии 1873 года, затронувшей в первую очередь сельское хозяйство (Тольфсен, 1971). И это действительно было так, даже несмотря на бурные политические потрясения, охватившие Европу, включая сюда и билль о реформе 1867 года. После выхода в свет «Происхождения человека» (1871) один из рецензентов упрекнул Дарвина в том, что тот «знакомит широкую общественность со своими умозаключениями из области зоологии в тот момент, когда небо над Парижем все еще красного цвета от зарева пламени, зажженного Коммуной» (цит. ист.: Хоутон, 1957, с. 59), хотя в целом подобная реакция была крайне редкой – не чувствовалось того напряжения или накала, которым были отмечены рецензии на «Следы…». Несомненно, это было вызвано отчасти тем, что 1860-е годы сильно отличались от 1840-х годов, когда многие с полным правом полагали, что вот-вот грянет революция. В 1860-е годы многие начали подумывать о том, что Господь Бог, в конце концов, – это англичанин, принадлежащий к среднему классу общества. Другими словами, эволюция казалась им гораздо менее опасной, чем в 1840-е годы, не говоря уже о том, что идеи, с которыми они жили все эти годы и которые в какой-то мере стали их плотью и кровью, казались менее тревожащими, чем новые еретические веяния.

«Респектабельность», которую приобрел эволюционизм после публикации «Происхождения видов», была по большей части обусловлена респектабельностью самих дарвинистов. После выхода в свет «Следов…» в печати начали появляться мрачные предсказания о том, что эволюционизм неизбежно приведет к атеизму – безбожному и аморальному учению, угрожающему стабильности общества. Но дарвинисты показали всю лживость подобных «пророчеств», и не только показали, но и доказали – собственным примером, ибо сами они были идеальными образчиками скучной викторианской респектабельности – семейные люди с безупречной репутацией, скромные, серьезные, к тому же работающие не покладая рук вплоть до появления признаков невроза, а то и полного изнеможения (как в случае с Гексли). И не сторонние лица. Напротив, они разделяли ценности и нормы современного им общества. Гексли, например, при всем своем агностицизме, как член Лондонского школьного совета в начале 1870-х годов настаивал на обязательном изучении в школах Библии, видя в таком изучении высокую нравственную и моральную ценность (Л. Гексли, 1900, 1:363–364).

Дарвинисты полностью разделяли условности общества того времени, и лучше всего об этом свидетельствует их отношение к женщине. К чести Гексли нужно сказать, что он всячески ратовал за женское образование, которое бы соответствовало уровню и потребностям общества, однако при этом по-прежнему был убежден, что женщины по самой своей природе в умственном плане стоят ниже мужчин (1900, 1:449), и потому выступал против того, чтобы им был открыт доступ в Геологическое общество. И хотя теоретически он не возражал против того, чтобы вдовец имел право жениться на сестре своей умершей жены (тема, активно дискутировавшаяся в викторианском обществе, серьезно обсуждавшем ту угрозу, которую могла принести единству дома незамужняя сестра), но, когда его собственная дочь вышла замуж за мужа своей покойной сестры, он вознегодовал и отказался давать благословение на этот брак (1900, 2:231). Дарвин же в еще большей степени был дитятей своего времени. В «Происхождении человека» с его акцентом на половом различии, обусловленном двумя аспектами полового отбора (борьбой между самцами и выбором самкой самца с более привлекательной внешностью), этот статус женщины очень хорошо различим: «Мужчина – существо более смелое, воинственное и энергичное, чем женщина, и потому обладающее более изобретательным гением» (Дарвин, 1871, 2:316). Зато женщина наделена «большей нежностью и меньшим эгоизмом» (1871, 2:326). Чувствуете незримые тени Седжвика и Брюстера? Возможно, дарвинисты и были мятежниками в каких-то областях, но во всех прочих отношениях они ничем не отличались от большинства своих сограждан (Грин, 1977).