Дарвиновская революция

Третий момент, касающийся научного сообщества, состоит в том, что идеи Дарвина получили неожиданную поддержку в виде существенных изменений, произошедших в мире науки в период между 1830-ми и 1860-ми годами (Кардуэлл, 1972). Наука за это время стала гораздо более профессиональной (согласно критериям, приведенным в начале книги), а связи между наукой и официальной религией значительно ослабли. Ученые, занимавшиеся проблемой происхождения органики в 1830-е годы и входившие в тот круг, внутри которого Дарвин достиг научной зрелости, обычно ассоциировались со старыми университетами и, следовательно, профессионально и эмоционально были связаны с христианством. Генслоу, Седжвик и Уэвелл были священниками или лицами духовного звания (они вынуждены были ими быть, чтобы не потерять свои должности), но это не значит, что они были лицемерами. Наука и религия, исповедуемые ими, были тесно переплетены между собой. Но в 1860-е годы эти ученые были очень стары, стояли почти на пороге смерти и больше не принимали активного участия в научной жизни. Баклэнд к этому времени уже умер, а вскоре за ним последовали Генслоу и Баден Поуэлл, умершие в начале этого десятилетия. Правда, оставался еще Седжвик, который по-прежнему выступал против эволюционизма, но было ясно, что никто уже не воспринимал его серьезно, – в Кембридже он давно стал одним из памятников древности.

Уэвелл был связан в университете административной работой и вскоре тоже отошел в мир иной – в 1866 году, а великий научный расцвет Гершеля давно миновал. Как жестоко заметил Дарвин в ответ на реплику Гершеля о том, что ему просто не под силу принять все идеи Дарвина, «старики утратили прежний темп, и его подхватили молодые»[58]. И это действительно так: именитые ученые Оксфорда и Кембриджа стали стариками и были уже не в состоянии воспрепятствовать эволюционизму.

Однако будем справедливыми. Старики немало помогли Дарвину, проторив путь для его идей, в частности тем, что отстояли для науки право быть на равных с религией. И даже в 1860-е годы, пусть и непрямо, они такую помощь тоже оказывали. Например, в середине 1860-х годов среди ученых распространялась декларация, якобы призывавшая представителей науки и религии к гармоничному сосуществованию, а на деле предлагавшая ученым уступить требованиям церковников. Из стариков эту декларацию подписал только Седжвик, а Гершель публично небрежным движением руки отстранил ее от себя (Брок и Маклеод, 1976): мол, они свое уже отвоевали! И теперь эти старики, некогда оказывавшие сильное противодействие идеям Дарвина и прочно стоявшие в оппозиции к нему, неумолимо сходили на нет. Более того, те, кто больше всего желал лично противодействовать Дарвину, не важно, молодые они или старые, казалось, меньше всего были способны действовать скоординированно. Оуэну удалось выжить из научного сообщества практически всех, кто имел хоть какие-то вес и значение. Майварт же и вовсе был ни на что не годен в общественном плане, особенно после того, как он усомнился в моральной чистоплотности одного из сыновей Дарвина и тем самым снискал себе репутацию «не совсем джентльмена» (Грубер, 1960). Даже в 1880-е годы Гукер был готов забаллотировать Майварта, если бы тот захотел вступить в «Атенеум» – излюбленный клуб викторианской интеллектуальной аристократии[59].