Дарвиновская революция

Куда же тогда приткнуть приведенные мною комментарии по вопросу о прогрессе, как их учесть и откуда это возможное умалчивание? Дело в том, что Дарвина всегда волновала популярная и всеми высмеиваемая форма неизбежного биологического прогресса, который был, так сказать, запрограммирован еще на этапах ранней жизни. Именно этот прогресс был столь любим немецкими натурфилософами (Naturphilosophen) и людьми вроде Чемберса, строившими на нем свои рассуждения: они рассматривали эволюцию через лупу эмбриологии, а развитие к высшему продукту природы – сверхчеловеку – как нечто, что неизбежно ему сопутствует с начала зарождения самой жизни. Именно это убеждение и критикует Дарвин в приведенном отрывке. У дарвиновской эволюции, имитировавшей развитие отдельных организмов, не было внутреннего импульса. Кроме того, Дарвин понимал: сам отбор предполагает, что изменения будут относительными. Поэтому дело сводилось к тому, чтобы найти такой способ, благодаря которому подобный механизм может создавать долговременные изменения в сторону восхождения. Это в какой-то мере является предвосхищением того процесса, который современные эволюционисты называют «гонкой вооружений»: линии организма конкурируют между собой с тем результатом, что адаптации улучшаются и совершенствуются – добыча становится быстрее, поэтому быстрее становится и хищник – и что все это ведет к абсолютным изменениям: кто-то из конкурентов совершенствует оружие поражения или защищается, используя бортовые компьютеры (Докинз, 1986). Что касается Дарвина, то он не видел какой-либо неизбежности в эволюции большого мозга или последовательном успехе человека – но мы, однако, преуспели, и все благодаря естественному отбору.

Отношение Дарвина к прогрессу убеждает меня в двух вещах (хотя не скажу, чтобы я действительно нуждался в таком убеждении). Во-первых, он был отпрыском своего времени – если гений Дарвина и основывался на чем-то, то только не на теории возникновения чего-то из ничего или на полном отречении от своего прошлого и его влияния. «Дарвиновская революция» раскрывает это в полной мере, причем в таких областях, как религия и философия, документированно обосновывая, сколь сильно Дарвин ассоциировал себя с идеями своего времени, как активно их усваивал и как реагировал на них. То же самое и с прогрессом, да и со всеми другими идеями, берущими свое начало в культуре. Дарвин все их усвоил и затем создал нечто новое – совершенно иную картину, сильно отличавшуюся от той, что существовала прежде. Во-вторых, размышляя об эволюции и ее причинах, Дарвин был на голову выше и впереди всех, хотя, по справедливости сказать, далеко не во всем он был прав. И сложности с наследственностью ясно свидетельствуют об этом. Но именно Дарвин открыл или вычленил естественный отбор, именно он ухватился за него как за эффективный механизм эволюции, а в реализации его мощностей, потенциалов и тех вызовов, которые этот отбор бросал прежним идеям и предположениям, Дарвину вообще нет равных. Да, он признавал биологический прогресс, но понимал при этом, что подходить к нему нужно совершенно иначе – по-новому и радикально.

Смысл революции

Теперь мы подошли к постдарвиновскому периоду, относительно которого я мало что могу добавить к тому детальному анализу, который приведен в основном тексте книги. Как уже сказано выше, Дарвин первым ухватился за естественный отбор, а вслед за ним – и некоторые другие. Но таких было немного. Большинство же, всесторонне рассмотрев естественный отбор, решили, что это второстепенный аспект эволюционного сценария: в качестве основного механизма эволюции они предпочитали видеть или ламаркизм (наследование приобретенных признаков), или сальтанизм (скачкообразную эволюцию), или ортогенез (эволюцию под влиянием внутренних импульсов), или какую-то другую силу. Эта тенденция в полной мере отражена в «Дарвиновской революции», как и тот факт, что, вопреки сложившемуся представлению, естественный отбор не был подвергнут ни полному отрицанию, ни полному игнорированию. Соавтор Дарвина в деле открытия естественного отбора, Альфред Рассел Уоллес, и напарник последнего по путешествиям, Генри Уолтер Бейтс, страстно отстаивали идею отбора и, более того, удачно применили ее в своих исследованиях бабочек, исследованиях, которые признал и высоко оценил сам Дарвин.