Несколько особняком среди британских мыслителей стоял замечательный публицист, историк и провидец Томас Карлейль, тоже не избежавший влияния немецкой философской мысли, но обладавший при этом собственной неповторимой нотой. Его вкладом в религиозную полемику стал сложный, трудночитаемый, но поистине грандиозный роман Sartor Resartus
(«Перекроенный портной»), завершенный в 1831 году, издававшийся серийными выпусками в 1833–1834 годах и вышедший в Англии отдельной книгой в 1838-м. Выдав себя за редактора, который якобы восстановил и истолковал фрагменты труда, приписываемого немецкому профессору по имени Диоген Тойфельсдрок, Карлейль представил отчет о собственном религиозном паломничестве и дал неортодоксальный ответ на тайны жизни. Когда находишься во власти атеизма и имеешь в перспективе посмертное «вечное ничто», спасение может явиться только через подлинный мистический опыт. Неудивительно поэтому, что Карлейль обошел большинство ловушек ортодоксального христианства и обрел истинный дух религиозной веры в почти пантеистическом (и гетевском) восприятии Бога, «ощущаемого сердцем» и по сути своей тождественного самой природе – ведь Вселенная, по меньшей мере, «есть не что иное, как один необъятный Символ Бога» (с. 220). Это, по признанию самого Карлейля, сближает его отношение к Богу с платоновским, ибо он во многом рассматривает Бога точно так же, как Платон рассматривал Благо. Карлейль перенес эту концепцию в свою знаменитую доктрину «естественного сверхнатурализма», где вся природа понимается как нечто сакральное и где одержимость чудесами понимается превратно, если именно чудеса лежат в основе религиозной веры, – где, короче говоря, само постоянство законов природы служит свидетельством того, что мир выходит за рамки будничного и в каком-то смысле оказывается сверхъестественным.Нетрудно понять, какой контраст и какую угрозу эти идеи составляют и несут религии, которая сделала краеугольным камнем веры свидетельства о чудотворной природе деяний Христа. Опять же, они не имеют непосредственного влияния на ход нашего повествования, хотя впоследствии оно скажется. В любом случае богооткровенная религиозная вера на том интеллектуальном уровне, на каком мы ее рассматриваем, не представляла собой монолитного фронта: в нем имелись щели и разломы, которые час от часу все больше расширялись.
Но самую серьезную угрозу для богооткровенной религии представляла, конечно же, наука, являвшаяся в 1830 году одним из главных, если не самым главным фактором в жизни общества.
Наука и богооткровенная религия
Не подлежит сомнению тот факт, что к 1830 году многие люди из числа тех, кто группировался на одном конце религиозного спектра, то есть те, кто был равнодушен к науке и кто ее игнорировал или извращал, полагали, что если наука противоречит Библии и находится с ней в конфликте, то это неправильно, чуть ли не грех (Миллхаузер, 1954). Но другие, включая, разумеется, и членов нашего научного сообщества, не могли с этим согласиться. Они не хотели, чтобы науку ущемляли, и потому любили приводить слова Гершеля из «Философии естествознания
» (1831, с. 9), что «истину нельзя опровергнуть истиной». Впоследствии мы постараемся дать более тонкое различие между той и другой группами, а сейчас нам ничего не остается, как обозначить эти группы, дав им названия: «консерваторы» и «либералы» (Рьюз, 1975b). Эти понятия, хотя и в самом широком смысле, соотносятся с катастрофистами и униформистами (противниками и сторонниками Лайеля). Я специально использую другие понятия, дабы подчеркнуть тем самым, что религиозные убеждения совсем не обязательно вытекают из убеждений геологических (и наоборот), и еще потому, что старые понятия затемняют те моменты, которые я столь старательно пытаюсь прояснить. Говоря в широком смысле, консерваторы – это «теисты», а либералы – это «деисты», хотя здесь деизм означает нечто большее, чем просто веру в Бога как недвижимый двигатель, и лишен атрибутов христианства. Пожалуй, этот термин недостаточно точен и не совсем подходит для наших целей, ибо и Ламарк был деистом, и деистами были те (мы их еще обсудим), кто сражался с эволюционизмом на религиозной почве. Большинство выдающихся консерваторов мы находим как раз среди наших ученых-священников – это, в частности, Баклэнд, Седжвик и Уэвелл. А самые выдающиеся среди либералов – это Гершель, Лайель, Бэббидж и (помимо всех прочих) Баден Поуэлл. Давайте рассмотрим их по очереди[9].