Дарвиновская революция

Позиция Уэвелла напоминает ту, в которой оказывается преподаватель, который подозревает нерадивого студента, блестяще сдающего экзамен, в списывании или использовании шпаргалок. Преподаватель понимает, что блестящий ответ студента должен иметь под собой какую-то причину; он понимает также, что эта причина должна быть достаточно веской, чтобы объяснить столь блестящий ответ студента, но по собственному опыту он знает, что ничто ни в поведении студента, ни в его отношении к учебе не может служить такой причиной. Следовательно, преподаватель лихорадочно ищет другие причины, которые могли бы объяснить этот феномен, хотя, конечно же, с самого начала не допускает и мысли о чудодейственном вмешательстве Создателя.

Теперь, когда его генеральная позиция обозначена, Уэвеллу остается убедить читателя, что организмы и их происхождение опираются на причины, не подлежащие законам, как мы их знаем. Сначала Уэвелл практически дословно цитирует многие весьма неудачные, по его мнению, доводы Лайеля (Уэвелл, 1837, 3:573–576). В частности, он повторяет вслед за Лайелем (причем соглашается с ним), что и египетские мумии, и опыт животноводов свидетельствуют как раз против трансформационизма. Более того, теория Ламарка с ее допущениями, касающимися зарождения новой жизни, замечает он, кажется подозрительно нарочитой и сложной, что в глазах Уэвелла, для которого простота – главное достоинство, является грубым если не промахом, то упущением (Уэвелл, 1837, 3:579). Следовательно, заключает Уэвелл, среди известных нам причин нет достаточно веских, которые могли бы привести к образованию новых видов. Но поскольку такие причины должны-таки быть, то эти причины, заключает Уэвелл, неизвестного нам свойства.

Естественные причины (причем находящиеся в ведении законов!) неизвестного свойства – чего же более? Уж эту позицию, разделяемую Лайелем и Гершелем, Уэвелл, казалось бы, должен был принять. Более того, он наверняка должен был приветствовать такой ответ, ибо для интерпретации его доктрины verae causae он давал больше простора, чем для интерпретации положений Гершеля и Лайеля, которые хотели не просто знать, что verae causae естественны, а понять, что они собой представляют. Сам Уэвелл никогда не предъявлял такого условия к своим verae causae. Но он достаточно грубо и поверхностно изложил положения Лайеля, указав, что «одного лишь подозрения, что происхождение видов когда-то имело место (не важно, однажды или много раз), пока оно находится вне связи с нашими органическими науками, недостаточно; это скорее принцип естественной теологии, нежели физической философии» (Уэвелл, 1837, 3:589). Причину такой позиции следует искать, как это очевидно, в сферах органической адаптивной организации и разумного (Божьего) замысла (Уэвелл, 1837, 3:574). Уэвелл просто не видел путей, посредством которых можно было бы согласовать слепые, неуправляемые законы и причины, им подчиненные, с творением или происхождением этой организации.

Это же оказалось камнем преткновения и для Лайеля, хотя, как мы знаем, он страстно хотел отдать должное божественному замыслу. Поэтому и он был вынужден предположить наличие каких-то иных, странных и необъяснимых законов, и Уэвелл просто не знал, как относиться к таким законам: они ему казались нарочно выдуманными – в отличие от тех, которые могли явиться следствиями божественного замысла. Говорить об этих законах как о каких-то других для него было противоречием терминологического свойства. Но поскольку организмы являют собой безупречную организацию, следует предположить и наличие некой адекватной причины, приведшей к такой организации, а единственное, что кажется уместным и стопроцентно приемлемым в данном случае, – это прямое вмешательство Бога: «Исходя из общего хода природы, мы должны поверить в существование многих успешных актов сотворения и уничтожения видов – актов, которые мы по праву можем назвать чудесными» (Уэвелл, 1837, 3:574). Уэвелл не отрицает, что Бог, возможно, и Сам подчиняется Своим же собственным законам, но это не законы, действующие в этом мире, и не те природные законы, которые лайелианцы желают навязать, дабы объяснить происхождение видов.