Затем критики принимаются за Бэббиджа и его открытия – вернее, за то, как их использует Чемберс: «Мы считаем, что это, вероятно, самый нелепый и невыразимо абсурдный образчик неверного рассуждения в целом томе» (Седжвик, 1845, с. 66). Опять же, как прежде они клеймили Чемберса за то, что он ссылается на законы, которые, по их мнению, не являются настоящими (не подобными законам Ньютона), так клеймят они его и теперь, с той лишь разницей, что законы Бэббиджа нельзя считать настоящими потому, что они есть результат его собственных измышлений, тогда как законы Ньютона были открыты, а не созданы (Седжвик, 1845, с. 66). В любом случае, заявляют они, даже если Чемберсу удастся доказать, что органический мир тоже управляется законами (как мир астрономический), это все равно не может служить доказательством биологической эволюции. «Законы, которые мы изучаем и которыми восхищаемся, где бы они ни действовали, будь то в неорганическом или органическом мире, – эти законы объясняют последовательность явлений, но не проливают свет на происхождение тел, в которых эти явления доступны нашему наблюдению. Они говорят нам о том, как происходят эти явления, но не говорят, как и откуда они возникли» (Грей, 1846, с. 471). Чтобы стать настоящим биологом-ньютонианцем, достаточно открыть какие-то из ныне действующих законов, еще нам не известных, и для этого совсем не нужно забираться в дебри каких-то там истоков.
И наконец, мы подходим к философской критике эволюционного причинного «механизма», под которым Чемберс понимал тот процесс, что когда период созревания удлиняется, то в развитии эмбриона иногда наблюдается переход из одного вида в другой. Именно на этом моменте Гершель и построил свою атаку на «Следы…
». Правда, нельзя сказать, чтобы Гершель полностью и безоговорочно отрицал взгляды Чемберса; кое к чему он относился даже с симпатией: в частности, он, как и Чемберс, считал (исходя из аналогии), что происхождение органики должно иметь естественные причины. Но Чемберс затронул больную тему, когда имел смелость (или наглость, как кому нравится) заявить, что он размышляет подобно Ньютону, разумея под этим, что его, Чемберса, закон развития аналогичен закону тяготения Ньютона. Памятуя о различии между причинами и феноменальными законами, мы понимаем, что для Гершеля закон гравитационного притяжения (так он называет закон всемирного тяготения) являлся причинной парадигмой. В своей «Философии естествознания» он из кожи вон лез, пытаясь доказать действенность доктрины vera causa. У каждого из нас есть свое собственное внутреннее ощущение силы, и когда мы раскручиваем пращу с камнем, то должны понимать, что это движение совершенно аналогично, скажем, вращению Луны вокруг Земли (Гершель, 1831, с. 149). Но в лучшем случае Чемберс дал только описание феноменальных изменений – и не более того. Гершель чувствовал, что его vera causa не годится для обоснования возникновения новых видов, поскольку Чемберс так и не смог указать на известные силы, ведущие к этому возникновению. (Чемберс, вероятно, ответил бы, что он пытался найти такие причины, когда пытался доказать, что избыток света и кислорода увеличивает продолжительность времени созревания, но Гершель, без сомнения, ответил бы, что он этого так и не доказал, как не доказал и того, что увеличенная продолжительность созревания ведет к развитию и возникновению новых видов.)На взгляд Гершеля, утверждение Чемберса о том, что он отыскал биологический аналог гравитационному притяжению, звучит смешно и нелепо. В лучшем случае Чемберс всего лишь вычленил некий феномен, заслуживающий объяснения, но не дал самого объяснения. В результате мы видим, что Гершель, в 1845 году занимавший пост президента Британской ассоциации, мечет громы и молнии, понося тех сочинителей, которые в своих трудах «гордо выставляют идею закона
на первое место и, вместо того чтобы отбросить ее на периферию идеи причинности, решительно выбрасывают последнюю, так что она вообще исчезает из виду» (Гершель, 1845, с. 675–676, курсив его. Критику в том же духе можно найти и в других источниках: см., например, «Объяснения», 1846, с. 184; Грей, 1846, с. 472; и Гексли, 1854). Никоим образом, настаивал Гершель (1845, с. 676), теория, подобная теории Чемберса, не может удовлетворить «естественное человеческое стремление к отысканию причин». Происхождение органики она объясняет не более, чем его объясняет признание чуда. (Возможно, эта отсылка к чудесам кому-то покажется подлым ударом, нанесенным Уэвеллу, но сам Уэвелл таковым бы его не счел и, более того, согласился бы с тем, что он не привел никаких научных данных, объясняющих происхождение органики.)