Дарвиновская революция

В некотором смысле все это не столь уж и важно. Если Оуэну хотелось называть себя «платоником», тем самым создавая мешанину понятий и путаницу, то это его личное дело и ничье больше. Однако, поскольку тот же Уэвелл, например, с радостью (и благодарностью) ухватился за оуэновские отсылки к платонизму и поскольку ряд более поздних комментаторов в один голос утверждали, что платонизм – главное препятствие в XIX веке для усвоения органического эволюционизма (Майр, 1964, с. хix – xx; Халл, 1973b), приходится все же признать, что разбор истинной позиции Оуэна становится настоятельной необходимостью. Ясно одно: до тех пор, пока платонизм Оуэна фокусировался на архетипе, он вряд ли мог служить преградой в рамках самого архетипа, хотя и мог помешать переходу от одной архетипичной формы к другой. Сам Оуэн часто указывал, что его архетип позвоночника допускает все типы форм, кроме тех, что действительно существуют, предполагая даже, что некоторые из них могут существовать на других планетах (Оуэн, 1848, с. 102; 1849, с. 83). Предположительно, некоторые из них являются переходными между существующими формами. Но даже если допустить, что платонизм Оуэна фокусировался исключительно на архетипе, все же интересно, какому количеству межархетипных переходов подобный платонизм мог помешать. Оуэн допускал, что усоногие ракообразные (морские уточки, например) на эмбриональной стадии соответствуют архетипу ракообразных, но поскольку их взрослые особи ничем не напоминают ракообразных, то, верный своему принципу, он отказывался классифицировать их как ракообразных (Оуэн, 1855, с. 296–297). Если уж можно менять архетипы в процессе онтогенеза, то же самое наверняка можно делать и в процессе филогенеза.

Поэтому, вероятно, платонизм Оуэна как препятствие на пути эволюционизма был более выгоден там, где речь шла о видовых различиях и акцент делался на адаптациях. В этом смысле платонизм Оуэна выглядит вполне фундаментальным. Разумеется, платоник Оуэн, как того и следовало ожидать, считал взрослые формы более базовыми, чем эмбриональные, и своим отказом классифицировать усоногих как ракообразных он декларировал, что предпочтение должно отдаваться именно этим формам. Взрослый представитель вида, а не его младенческие связи – вот та реальность, с которой необходимо считаться. Трудно сказать, но, возможно, на эволюционные взгляды Оуэна повлиял платонизм, понимаемый именно в этом смысле, хотя связь между платонизмом и адаптациями подразумевает, что любой противник эволюции (или механизмов эволюции), опирающийся на теорию адаптаций, делал бы больший упор не на платонизм, а на естественную теологию и общую проблему того, как к адаптациям могут приводить законы, которые слепы. Но, разумеется, поскольку сам Платон приводил доводы против Божьего замысла, у нас все еще есть основания не отвергать платонизм!

К этому пункту мы еще вернемся в одной из последующих глав. Здесь же позвольте мне рассказать об отношении Оуэна (в середине 1840-х годов) к эволюционизму в целом и к «Следам…» Чемберса в частности. Что касается «Следов…», то в многократно повторяющемся образчике (подлежащем действию «закона вегетативного, или неуместного, повторения»?) Оуэн свел воедино и то, и другое. Анонимному автору «Следов…» он отправил очень дружественное письмо, написав, что прочел книгу с «пользой и удовольствием» (Оуэн, 1894, 1:249), и добавил, что «открытие генеральных вторичных причин, задействованных в производстве организованных существ на этой планете, было бы не только с радостью принято, но и стало бы, вероятно, той главной целью, которую имеют в виду лучшие из наших анатомов и физиологов» (1894, 1:249–50). И не внимал просьбам друзей предать «Следы…» анафеме с трибуны Quaterly Review (1894, 1:254). Однако и Седжвика, и Уэвелла Оуэн снабжал фактами, бьющими по самолюбию автора «Следов…»: например, он удостоверил (специально для Уэвелла) ложность некоторых итоговых рассуждений Чемберса (1894, 1:252–253) – и вполне в духе своего времени заверил Уэвелла, что ни один здравомыслящий человек не станет серьезно относиться к «Следам…», поскольку автор ведет происхождение человека от обезьяны, вместо того чтобы, как сказано в Книге Бытия, признать его творением Бога, созданным по Его образу (неопубликованное письмо к Уэвеллу; архив Уэвелла, Тринити-колледж, Кембридж).