Дарвиновская революция

Зайдя так далеко и находясь под несомненным влиянием французского врача и биолога Феликса Вик-д’Азира, Оуэн отважился на следующий шаг и заявил о сходстве между отдельными частями в отдельно взятом организме. Назвав их «гомотипами», Оуэн представил соотношения между ними как одну из «серийных гомологий» (1848, с. 164). У позвоночных животных гомотипом является позвоночник, поэтому практически весь скелет, заявил Оуэн, есть модификация такого архетипичного позвоночника (Оуэн, 1848, с. 81), хотя для некоторых костей, таких, как ушные кости млекопитающих, он допускал наличие особых адаптаций (см. рис. 17 и 18). Оставалось сделать только шаг. Немецко-швейцарский естествоиспытатель-трансценденталист Лоренц Окен в свое время утверждал, что череп позвоночных животных состоит из видоизмененных (модифицированных) костей[14]. Оуэну это утверждение показалось интересным частным выводом из его теории, поэтому он тщательно изучил черепа четырех позвоночных. Более того, каким бы парадоксальным это ни казалось, но он заявил, что «человеческие руки и кисти, по отношению к архетипу позвоночника, являются частями головы – расходящимися придатками реберной или гемальной дуги затылочной части черепа» (1848, с. 133).

Рис. 17. Идеальный типичный позвоночник. Из книги Оуэна «О природе конечностей» (1849).

Рис. 18. Один из типичных позвонков: грудная клетка птицы. Из книги Оуэна «О природе конечностей» (1849).

Вначале давайте рассмотрим эту теорию с точки зрения развития, то есть на онтогенетическом уровне. Оуэн полагал, что в организме есть две движущие силы: одна – сила Жоффруа Сент-Илера (трансцендентальная), а другая – сила Кювье (функциональные элементы его мысли). «В процессе формирования таких [позвоночных] тел… возникает генеральная поляризующая сила, действию которой в общем и целом можно приписать сходство форм, точное воспроизведение частей и признаки единства организации» (1848, с. 171). После этого он добавляет, что «платоновская идея, или специфический организующий принцип, находится в антагонизме с этой генеральной поляризующей силой, которую она подчиняет и формирует, дабы та в крайних случаях могла служить конечной специфической форме» (1848, с. 171).

Поэтому архетип, по-видимому, восходит именно к этой «поляризующей» силе, которая, по словам Оуэна, подразумевает «вегетативное, или неуместное, повторение» тех же элементов (1848, с. 81, 102, 132). Все это звучит слишком размыто, и я подозреваю, что и сам Оуэн не совсем ясно представлял себе это, хотя в целом его идея понятна: некая сила или тенденция, действующая в природе, как органической, так и неорганической, заставляет материю выстраиваться в виде повторяющихся сегментов, и чем ниже эта материя на шкале жизни и существования, тем более действенна и необузданна эта сила (1848, с. 81). О повторяющихся элементах позвоночного столба Оуэн говорит, что они сродни повторам в процессе формирования кристалла (1848, с. 171), и это может служить ключом к происхождению самой идеи, ибо точно такую же концепцию кристаллической поляризации мы находим в «Философии» Уэвелла (1841, 1:331–360).

Второй момент связан с тем, насколько и в какой мере теорию Оуэна можно назвать «платоновской». Оуэн говорит о второй силе, «специфическом организующем принципе», которую он также называет «адаптивной» силой (Оуэн, 1848, с. 108, 132, 172), что она сродни идее Платона. Получается, таким образом, что платонизм Оуэна, которым он так гордился, обязан своим существованием специальным адаптивным модификациям, благодаря которым организм становится представителем какого-то одного, а не другого вида: они как «идеи Платона суть модели или формы, в которые отливается материя и которые регулярно создают то же число и разнообразие видов» (Оуэн, 1848, с. 172). И все же Оуэн иногда довольно путано говорит об архетипах как о платоновских формах: «Это представляет собой архетип… то, что Платон назвал бы “божественной идеей”… на котором выстроен костяной остов всех позвоночных животных» (Оуэн, 1894, 1:388). (Он даже заказал печать для воска, содержащую упоминание об архетипе.) Судя по всему, его платонизм коренится не в специфической форме, а в куда более общем и абстрактном представлении об архетипе. И это прекрасно согласуется с тем, как сам Оуэн трактовал архетип, ибо для него он, как это очевидно, не был осязаемой физической реальностью, не был тем общим единым «предком», каким он был для Дарвина, а был всего лишь некой не от мира сего (и оттого даже более реальной) сущностью.