Чтобы уйти от этой дилеммы, Оуэн обратился к трансцендентализму и сочинил ответ вполне в духе Жоффруа Сент-Илера. Для различных групп животных вроде позвоночных он постулировал наличие «архетипов». Подобный архетип – «та основа, которая узаконивает все модификации органа, предназначенного для выполнения особых функций и особых действий у животных, обладающих этим органом» (1849, с. 2–3). Ради удобства ограничив себя позвоночными животными, мы, таким образом, получаем некий план или шаблон для этих животных, так что все они так или иначе предстают как образчики модификаций этого плана, модификаций, возникших в силу особых адаптивных потребностей. Так, если термином «общая гомология» обозначить отношение всего организма к его архетипу, то специальные гомологии могут быть объяснены как две общие гомологии, настолько совпадающие друг с другом, что тем самым устраняется «среднее» понятие – архетип. Следовательно, специальная гомология отражает общую гомологию двух организмов по отношению к одному и тому же архетипу.
Хотя мы никогда не увидим архетип, облеченный плотью, Оуэн, тем не менее, считал, что архетип можно распознать двумя способами. Во-первых, в любой специфической группе типа позвоночных мы можем различить прогрессию от самых примитивных к самым совершенным формам (млекопитающие, а затем человек). Разумеется, это вневременна́я прогрессия, но если говорить о времени, то Оуэн допускает, что первыми были рыбы. Самые примитивные формы к архетипу ближе всего, а высшие вроде человека подвержены сложным адаптивным модификациям и потому отстоят от архетипа дальше всего (Оуэн, 1848, с. 120, 132). Во-вторых, ключ к архетипу дает эмбриология, ибо организмы ближе всего к архетипу в юном возрасте, как это видно по человеку (чьи особые гомологии с рыбами нагляднее всего на стадии эмбрионального развития; Оуэн, 1848, с. 136). Используя эти указания, можно составить себе вполне четкое представление об архетипе, и одним из наиболее триумфальных достижений Оуэна на этом поприще стала реконструкция архетипа позвонка у позвоночных животных – вернее того, что он полагал за таковой (рис. 16).
Обратите внимание на то, что позиция Оуэна включает параллелизм между палеонтологической летописью и индивидуальным развитием. Агасси говорил на эту тему в Глазго, и Оуэн, находившийся среди слушателей, сразу же ухватил эту идею и одобрил ее. Однако обратите внимание и на другое: на то, что позиция Оуэна, с ее упором на архетипы, в большей мере роднит ее с эмбриологией Фон Бэра, чем с любыми науками во вкусе Агасси, и история это подтверждает. Действительно, Оуэн с самого начала одобрил находки и открытия Фон Бэра и воспользовался ими (Осповат, 1976), что заставляет предположить, что, с учетом их совместной акцентировки на базовые типы, на его теории оказали влияние трансцендентальные элементы мысли Фон Бэра, так же как и мысли Жоффруа Сент-Илера (к последним Оуэн был особенно чуток). Однако, на мой взгляд, совершенно несущественно, у кого первого заимствовал Оуэн свой трансцендентализм – у Жоффруа, Бэра или у кого-то другого; важно, что этот трансцендентализм налицо. (Помните: хотя Фон Бэр и опровергал ключевой закон трансценденталистов – закон Меккеля – Серре, – сам он в наиболее важных вопросах оставался трансценденталистом. Поэтому какой-то несообразности в том, что мы приписываем трансцендентализм Оуэна Бэру, нет.)
В следующей главе, где мы рассмотрим природу прогрессионизма Оуэна более внимательно, мы прольем более яркий свет на параллель между палеонтологической летописью и эмбриологией. Здесь же позвольте лишь заметить, что, хотя эмбриология, по мнению Оуэна, и дает ключ к архетипам, сам он был непреклонен в том, что, в случае сомнения, приоритет должен отдаваться взрослой форме. Гомологические отношения «в основном, если не в целом, обусловлены относительным расположением и связью частей и могут существовать независимо от… сходства в развитии» (Оуэн, 1846, с. 174). Источников и последствий этого взгляда мы коснемся чуть позже.