Давай любить друг друга

– Я не хочу тебя сейчас видеть, Виолетта.

Виолетта. Не Виолетта-аромат-фиалок-лета. Просто Виолетта.

– Уходи.

Я поджимаю губы, но по-прежнему не убираю ногу, в таком я замешательстве. Моя душа кричит: «Почему?» – но губы плотно сомкнуты. Мне страшно услышать ответ. Возможно, лучше действительно сначала все переварить. Он ведь сказал «сейчас». Ничего еще не решено. Верно?

Должно быть, он осознает всю жестокость своих слов, поскольку добавляет, чтобы прояснить:

– Это пройдет. Возможно. Но прямо сейчас я не нуждаюсь в твоей дружбе.

Дамы и господа, а вот и третий удар. Прямо в сердце, как я и думала. И от этого больно… так больно… Так больно, что моя нога убирается сама собой, и я отступаю назад, как будто меня только что обожгло. Должно быть, на моем лице читается недоумение, поскольку он сперва отводит взгляд и лишь затем захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Как полная дура, я стою и словно в трансе гляжу на дверь его квартиры. Пощечина объяснила бы больше, чем это. Я стою в полной тишине, по моим щекам текут слезы, но я не в силах пошевелиться. У меня не получается осознать то, что только что произошло. И все же кое-что ясно как день: Лоан Милле разбил мне сердце.

10. Наши дни Виолетта

Никогда больше не буду столько пить. Алкоголь – это зло.

Я открываю глаза, во рту пересохло. Как в нем могло пересохнуть, если я пила, как последний алкаш? Справа от себя нащупываю прикроватную тумбочку. На ней красуются стакан воды и две белые таблетки – явно для меня. Приподнявшись на локте, я сгребаю их в ладонь и проглатываю. От этого усилия комната вдруг начинает опасно расплываться, и я с жалобным стоном падаю обратно на подушки. Я знаю эти подушки – они не мои.

Я поворачиваю голову налево и натыкаюсь на Лоана, своим носом касаясь его. Он крепко спит. Я даже не моргаю: просто наблюдаю за тем, как он спит. Я чувствую его ровное дыхание, слетающее с его слегка приоткрытых губ. Ну почему он такой красивый?

Я поднимаю руку, игнорируя усилившуюся, несмотря на выпитый аспирин, головную боль, и провожу по его лицу кончиками пальцев. По его лбу, прямому тонкому носу, по линии квадратной мужественной челюсти. Он повернулся на бок, лицом ко мне. Он лежит с голым торсом, но ему, очевидно, не хватило смелости снять и джинсы тоже, прежде чем залезть под одеяло.

Вдруг кое-что привлекает мое внимание. Я морщу лоб, замечая, что у него обожжена кожа рядом с ухом. Уже год как я вижу его без рубашек: я вдоль и поперек изучила этот ожог. Он проходит по шее и исчезает за плечом. Но на этом все, большего я не видела. Лоан отказывается обнажаться перед людьми, и я знаю, что это связано с его шрамами.

Когда я пытаюсь наклониться, так незаметно, как только могу, и рассмотреть его спину, я бросаю на него взгляд. Он не спит и наблюдает за мной. От неожиданности у меня скручивает живот. Мне кажется, что еще секунда – и он разозлится, но он просто пристально смотрит на меня.

Я неловко улыбаюсь. Он встает на ноги и берет в руки рубашку, по-прежнему не поворачиваясь ко мне спиной.

– Почему ты никогда не ходишь передо мной без рубашки?

Я вижу, как он, одеваясь, хмурится. Понятно, что он не хочет мне этого рассказывать, но мне любопытно. Мы же лучшие друзья, мы всем друг с другом делимся. Почему бы и нет?

– Не только перед тобой, – говорит он, потирая лицо, – и, думаю, ты знаешь почему.

– Ну хорошо, есть у меня парочка предположений, – признаюсь я, наблюдая, как он подходит к комоду в незастегнутой рубашке. – Но я хочу, чтобы ты сам мне рассказал.

Он напрягается, затем разворачивается и смотрит на меня так, что я понимаю: грядет буря. Не хочу ссориться на следующий же день после своего дня рождения, но что-то мне подсказывает, что отступать тоже нельзя. Он никогда ничего не говорит о себе, своем прошлом или семье.

Сегодня я собираюсь попросить его сделать кое-что очень серьезное: стать моим первым. И чтобы окончательно решиться, думаю, мне стоит узнать его поближе.

– Не обижайся, – говорит он мягко, – даже Люси никогда этого не видела…

Он прошептал это с такой болью, будто одно лишь имя бывшей резало ему горло. Я в замешательстве поднимаю на него взгляд. Люси никогда не видела его спину? Этого быть не может, за четыре года отношений она должна была ее увидеть! Лоан, должно быть, понимает, о чем я думаю, поскольку отводит взгляд в сторону, смущенный и раздраженный одновременно.

– Я не вру, – заверяет он, пожимая плечами. – Даже когда мы занимались сексом, я оставался в футболке или в расстегнутой рубашке. Я не хотел, чтобы она видела или трогала шрам, и она всегда уважала мое желание.

Я изо всех сил пытаюсь переварить услышанное. Поверить не могу, что Лоан всегда спал с Люси в футболке…

– Ладно.

Лоан расслабляется, как будто, пока говорил это, он не дышал. Сейчас он не хочет ничего мне рассказывать, и это его решение. Но наступит день, когда я запру его и заставлю снять рубашку.

Вдруг что-то прилетает мне в лицо. Я удивленно вздрагиваю и вижу, что он кинул в меня спортивными мужскими шортами.