– И где теперь эта Молли, Полли, Салли, Герти, Конни?
– Это неизвестно даже ей самой. Здесь шесть разных адресов – летние, за двенадцать разных лет. Может, поросла быльем. Годы – вот где легче всего спрятаться. Господь тебя прячет. Эй! Как меня зовут?!
Шаркая ногами, он проделал круг по комнате. Я слышал, как скрипят его старые кости.
– Ну же! – Он мучительно осклабился.
– Мистер Метафора!
– Вы знаете! – Он свалился без чувств.
Я испуганно над ним склонился. Он распахнул один глаз.
– Это было
– Потом запишу.
– Не ждите. Записывайте сейчас. Через час я буду в Валгалле донимать изваяния. Где кровать?
Я уложил его в кровать.
– Погодите, – сказал я. – По вашим словам, это вы послали Констанции Книгу мертвых?
– В прошлом месяце Дамская кинематографическая лига затеяла какую-то дурь типа распродажи барахла, принадлежавшего актерам. Мне достались несколько фото Фербенкса, листок с записью песни Кросби[101], и, надо же, обнаружилась выкинутая телефонная книжка Раттиган, а там до фига ее отставных любовников. Бог мой, я был змием в Эдеме. Ни за понюх табаку подвергнут проклятию: просмотрел список – и вот, отрава сработала. А не подпортить ли Раттиган ее мирный ночной сон? Проследил ее, подкинул Книгу мертвых и давай бог ноги. Ну что она, чуть не окочурилась с перепугу?
– Боже, да уж. – Я вгляделся в ухмылявшуюся физиономию мистера Шустро. – Получается, к смерти бедного старикана с Маунт-Лоу вы никак не причастны?
– Это первый простофиля, которого окрутила Констанция? Старый лопух мертв?
– Его убили газеты.
– Критикам это ничего не стоит.
– Нет. На него свалились тонны старых «Трибьюн».
– Тем манером или другим – все равно они убивают.
– Царицу Калифию вы не трогали?
– Древний Ноев ковчег, в ней каждой враки по паре. Высоко-низко, горячо-холодно. Верблюжье дерьмо, лошадиные яблоки. Она сказала Констанции, куда идти, и та пошла. Калифия тоже умерла?
– Упала с лестницы.
– Я ее не толкал.
– Еще был священник…
– Ее брат? Та же ошибка. Калифия ей сказала, куда идти. Но он, бог мой, сказал, пусть идет к черту. И Констанция пошла. А
– Она на него накричала. Думаю, это была она.
– Знаете, что она кричала?
– Нет.
– А я знаю.
– Вы?
– Вчера среди ночи я слышал голоса, хотя спал. Тот голос не иначе был ее. Может, мне она кричала то же, что и бедняге священнику. Хотите услышать?
– Жду.
– Ну да. Она вопила: «Как мне вернуться, где следующий след, как мне вернуться?»
– Куда вернуться?
Веки Шустро дрогнули: за ними пробежали какие-то мысли. Он фыркнул.
– Брат ей указал дорогу, и она пошла. И под конец говорит: «Я заблудилась, покажите мне путь». Констанция хочет, чтобы ее нашли. Так?
– Да. Нет. Господи, не знаю.
– И она не знает. Может, оттого она и вопила. Но мой дом построен из кирпича. Он не развалится.
– Другие развалились.
– Прежнего мужа, Калифии, брата?
– Это долгая история.
– И путь до дома ваш далек?[102]
– Да.
– Не подражайте только этой старой чокнутой наседке: куда посадят, такие яйца и несу. Красный шарф. Красные яйца. Голубой коврик. Голубые. Фиолетовая кофта. Фиолетовые. Это я. Заметили тут клетчатую простыню?
Простыня была белая, и я сказал ему это.
– У вас плохое зрение. – Он окинул меня взглядом. – Да уж, рот у вас не закрывался. Я устал. Пока. – Он захлопнул веки.
– Сэр.
– Я занят, – пробормотал он. – Как меня зовут?
– Фейджин, Отелло, Лир, О’Кейси[103], Бут[104], Скрудж.
– Ага-ага. – Он захрапел.
Глава 36
Я вернулся на такси к морю, в свой домик. Мне нужно было подумать.
И тут: дверь, выходящая на океан, содрогнулась от удара словно бы строительной бабы. Бух!
Не дожидаясь, пока дверь высадят, я подскочил к ней.
Луч света из круглого кристаллика, вставленного в незамысловатый глазок, чуть меня не ослепил.
– Привет, Эдгар Уоллес[105], тупой ты сукин сын, чтоб тебя разнесло! – послышалось с улицы.
Я отпрянул, пораженный тем, что этот ни хрена не стоящий халтурщик осмелился обозвать меня Эдгаром Уоллесом!
– Привет, Фриц, – крикнул я, – сам ты тупой сукин сын, чтоб тебя разнесло! Входи!
– Угу!