Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«Они пришли. Маяковский был очень смущённый, очень сдержанный. Разговор не клеился. Вообще разговор больше поддерживал Бурлюк. И потом Маяковский вдруг заявляет: “Я, собственно, к тебе пришёл, чтобы тебе посоветовать уехать с Бурлюком. Бурлюк хочет уехать в Америку. Он хочет бросить семью и уехать с тобой в Америку”. Тогда я сказала: “Знаешь что, Володь, с прошлым всё покончено, и в мою дальнейшую жизнь ты, пожалуйста, с советами не вмешивайся. Я уж ею как-то сама распоряжусь. А ни в какие Америки, особенно с Бурлюком, я не поеду. У Бурлюка есть жена и двое детей, и стыдно тебе советовать ломать семью”.

По словам Ланг, происходило это в июле 1918 года, чего никак не могло быть на самом деле — Маяковский ещё в июне уехал в Петроград, а Бурлюк к тому времени давно был в Башкирии. Словам Ланг трудно доверять — недаром её племянница, Вера Робертовна Никитина, говорила, что «быль переплеталась в её рассказах с небылицами…». Осторожный скепсис можно заметить и в некоторых репликах Дувакина.

По правде говоря, невероятная история. А ещё надо учесть, что Евгения Александровна беседовала с Виктором Дувакиным в 1969 и 1970 годах, уже после смерти Давида Давидовича и Марии Никифоровны, и была свободна в возможных преувеличениях.

А то, что преувеличения имели место, несомненно. Евгению Ланг как главную и «чистую» любовь Маяковского во многом «создала» Людмила Владимировна Маяковская, с трудом переносившая Лилю Брик и её круг. Именно Людмила Владимировна хлопотала о возвращении уже пожилой Ланг из Парижа в Москву, именно благодаря ей отнюдь не роскошествовавшая в Париже художница получила в СССР жильё и хорошую пенсию. Даже «духовный сын» Бурлюка Николай Никифоров, часто бывавший в гостях у Ланг и друживший с ней, писал Бурлюку 24 июля 1964 года: «У меня возникла мысль, что Евгения Ланг — настоящая чистая любовь Маяковского…Разговаривая с Евгенией Ланг, я сердцем понял, что она его любила и любит сейчас большой светлой любовью и что он её любил. <…> Мне хочется доказать, что у Маяковского была настоящая сокровенная чистая любовь к замечательной женщине, которая ответила ему большой и светлой любовью, пронеся её через всю жизнь, через все испытания. Эта любовь — Евгения Ланг. Она достойна любви такого Человека, как Владимир Маяковский». Дальше Никифоров пишет, что в треугольнике Володя-Лиля-Ося, так же как в отношениях с Татьяной Яковлевой, у Маяковского не могло быть чистой любви, а было мужское увлечение, удовлетворение похоти. А вот Ланг — исключение.

Такая позиция была тогда официально «правильной».

Но в воспоминаниях Ланг многое выглядит фантастикой. Например, то, что она встретила Давида Бурлюка в Москве летом 1917-го, когда тот готовил выступление Маяковского в Политехническом музее (в 1917-м Маяковский выступал в Москве только 24 сентября и 30 декабря). Или то, что в 1917-м Маяковский при ней рассорился с Бурлюком, сказав: «Додя, наши пути разошлись. И всё-таки я вам говорю, вам обоим, вы оба — два человека, которых я больше всего люблю на свете». А она вроде как сказала: «Володя, ссорься с Додей, но я с ним никогда не рассорюсь». Ни о каких встречах с Ланг летом 1917 года Бурлюк никогда не вспоминал, да их и не могло быть — сам он в это время жил под Уфой, на станции Буздяк Волго-Бугульминской железной дороги.

В письме Николаю Никифорову от 24 ноября 1966 года Давид Давидович писал: «Ланг обиделась на меня, и не пришла нас повидать (речь идёт о втором приезде Бурлюков в СССР в 1965 году. — Е. Д.), забудем о ней. Для меня она не нужна. Я её видел впервые с 1911 году и в 1918 году, январь-февраль». И до этого в письме от 2 декабря 1964 года: «Видел её на похоронах Серова, а затем 2–3 раза в конце марта (Питтори-кафе) в 1918 году в Москве». Так что немногочисленные встречи зимой 1918-го действительно были, и Бурлюк, скорее всего, действительно утешал её после разрыва с Маяковским. Сама Ланг вспоминала об этом так:

«Надо вам сказать, что после моего разрыва с Маяковским, конечно, на душе очень кошки скребли, и ко мне очень тепло и хорошо отнёсся Бурлюк. Бурлюк меня окружал большим вниманием, всегда ко мне приходил, провожал меня на выставки. Одним словом, он очень меня ободрял».

Но больше ничего не было.

Об истории вымышленного сватовства Бурлюка хорошо написала в своей статье «Трое» Лариса Алексеева:

«Повторное “сватание” Бурлюка, совет Маяковского принять его предложение и очередной отказ Ланг выглядят по отношению к реальности исключительно “эмоциональным уклоном”, превращающим сентиментальную картинку в шарж на тему “Бесприданницы”: орлянка в исполнении Кнурова и Вожеватова. Невольно начинаешь думать о том, что если такая ситуация могла произойти, то вся эта романтическая история действительно не более чем трюк, разыгранный двумя друзьями в лучших футуристических традициях. К тому же, придерживаясь стиля мемуаристки, напомним ещё раз, что один из них — счастливый муж и отец семейства, у другого — в разгаре роман с лучшей женщиной в его жизни, да и героиня наша немножечко замужем…»