Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

Был в манифесте ещё один важный момент — в нём подчёркивалось слово «мы». В возникшем вскоре противостоянии кубо- и эгофутуристов, московской и петербургской групп, москвичи действительно всегда держались сообща, тактика эта была гораздо более эффективной, и было это во многом заслугой именно Давида Бурлюка.

Отпечатанный на серой обёрточной бумаге и заключённый в обложку из грубой мешковины, сборник вышел из печати 19 декабря 1912 года. Большую его часть занимали новаторские произведения Хлебникова. Несколькими стихами были представлены Лившиц, Маяковский и Кручёных. В сборник были включены «четыре маленьких рассказа» из опубликованной в Мюнхене книги Василия Кандинского «Звуки» и несколько рассказов Николая Бурлюка.

Критический отдел включал в себя две программные статьи Давида Бурлюка «Кубизм (Поверхность-плоскость)» и «Фактура». В них впервые были высказаны многие важные для теории новой русской живописи положения: о «каноне сдвинутой конструкции»; о двух способах организации художественного пространства в кубизме («с точки зрения плоскостей, секущихся по прямым линиям», и посредством сферических поверхностей); о принципах «свободного рисунка». «Быть может не парадоксом будет сказать, что живопись лишь в ХХ веке стала искусством», — писал Бурлюк.

Высказывания Бурлюка о живописной фактуре оказали большое влияние на теорию и практику русского кубофутуризма. В отличие от французских теоретиков кубизма, он абсолютизировал «скульптурные» возможности фактуры, посредством которых художник может разными способами организовать саму поверхность холста. По терминологии Бурлюка, фактура может быть ровная и неровная, раковистая, крупно- и мелкораковистая, совершенно и несовершенно раковистая. Особая фактура вообще стала фирменным стилем работ Давида Бурлюка.

Завершали сборник две теоретические статьи Хлебникова («Образчик словоновшеств в языке» и «Взор на 1917 год»).

В отличие от первого «Садка судей», «Пощёчина общественному вкусу» действительно произвела эффект разорвавшейся бомбы. Отрицательная реакция критики не замедлила последовать. Авторов называли «балаганными клоунами», «Дурлюками», «мало-талантливыми футуро-кубистами». Бенедикт Лившиц даже собрал потом все огульные рецензии в специальной статье «Позорный столб российской критики: Материал для истории литературных нравов», которая была опубликована в «Первом журнале русских футуристов».

Алексей Кручёных вспоминал:

«Меньше всего мы думали об озорстве. Но всякое новое слово рождается в корчах и под визги всеобщей травли. Нам, участникам, книги и декларации не казались дикими ни по содержанию, ни по оформлению. Думаю, что они не поразили бы и теперешнего читателя, не очень-то благоговеющего перед Леонидами Андреевыми, Сологубами и Куприными. Но тогдашние охранители “культурных устоев”… пытались просто нас удушить. Теперь эта травля воспринимается как забавный бытовой факт. Но каково было нам в своё время проглатывать подобные булыжники! А все они были в таком роде:

— Вымученный бред претенциозно бездарных людей…

<…> — Хулиганы — сумасшедшие — наглецы.

— Такой дикой бессмыслицей, бредом больных горячкой людей или сумасшедших наполнен весь сборник…

Бурлюков

дураков

и Кручёных напридачу

на Канатчикову дачу…

и т. д.

Таково было наше первое боевое “крещение”!..»

Однако далеко не все отнеслись к «Пощёчине» насмешливо. Илья Зданевич приревновал к тому, что члены «Гилеи» тоже стали «под флаг футуризма». Эгофутурист Иван Игнатьев, наоборот, не ревновал и отнёсся к сборнику с симпатией.

Коммерческий успех «Пощёчины» — сборник был распродан очень быстро — вдохновил Кузьмина и Долинского выделить средства на отдельную печать листовки «Пощёчина общественному вкусу» (февраль 1913 года), в которой первый «Садок судей» был сознательно и неправильно датирован 1908 годом, чтобы доказать первенство российских футуристов над итальянскими, а также на издание в марте 1913-го сборника «Требник троих».

Пока критика бушевала по поводу «Пощёчины», Давид Бурлюк с Владимиром Маяковским были в Чернянке — они поехали туда на рождественские каникулы.

Рождество в Чернянке

«На “каникулы” (1911 г.) рождественские я съездил с Лившицем в Маячку. В Николаеве, на вокзале, Бенедикт Константинович Лившиц написал своё стихотворение “Вокзал”… Ровно через год со мной ехал опять в ту же Маячку Владимир Владимирович Маяковский, он у памятника Мартоса Говарду над рекой Бугом написал своё стихотворение “Порт”. Когда Маяковский шептал на фоне тусклого неба южной, скупой на снег зимы в Николаеве, у чёрной бронзы екатерининского вельможи, только что выплавлявшийся “Порт”, он уже знал прекрасно стихи Бенедикта об окне, фонаре и тенях от веток акации, проектированных на стекло; стихи, посвящённые ночи и ожиданию поезда на Херсон…» — вспоминал Бурлюк.