Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«Выставка в Киеве была поэтичным событием. Здесь моё поэтическое творчество развернулось, и мной было написано несколько прекрасных стихотворений, сообщество супругов Экстер помогло моей поэтической работе… О пребывании в Киеве можно написать книгу».

В выставке приняли участие Давид, Владимир и Людмила Бурлюк (в сентябре 1908-го в Чернянке у неё родился первенец, сын Илья), Л. Баранов (Владимир Баранов-Россине), Пётр Бромирский, Аристарх Лентулов, Артур Фонвизин, Вальтер Локкенберг, Александр Богомазов и др. И, конечно же, Михаил Ларионов, Наталья Гончарова и Александра Экстер. Владимир Бурлюк, работы которого, по словам Давида, «были ударами топора, кромсавшими старое», представил десять картин из анималистической серии — он работал в Чернянке бок о бок со старшим братом и Ларионовым. Сам Ларионов из этой серии выставил три этюда с рыбами и «Свинью», Давид — «Лошадей», «Удода», «Кобчика» и «Дикую утку». Художественное направление экспозиции организаторы называли неоимпрессионизмом. Об этом же можно было прочесть в листовке Бурлюка «Голос импрессиониста в защиту живописи», которая раздавалась посетителям вместе с каталогом и в которой были такие слова: «Смотрят на Запад. Свежий ветер — мякинный дух Репина отпускает, лапоть передвижников теряет свою видимую силу. <…> Импрессионисты русские, выросшие на западных образцах, те, кто трепетал, глядя на Гогена, Ван Гога, Сезанна… вот надежда русской живописи».

Но этого радикально настроенному Давиду было мало. В своей листовке, которую можно считать первым манифестом русского авангарда, он не только отрекался от «старого мира», отрицая значимость передвижников, Серова, Левитана, Врубеля и «мирискусников» в деле создания нового и прекрасного искусства будущего. Он впервые упомянул о тех самых «самодовольных буржуях», которых будет нещадно эпатировать в дальнейшем:

«Жрецы искусства разъезжают в своих автомобилях, увозя с собой свои сокровища в наглухо закрытых чемоданах. Самодовольные буржуи, ваши лица излучают радость всепонимания», — писал Бурлюк.

Листовка вызвала негодование критиков, назвавших её «заборной литературой» и «хамским приёмом». И не только критиков — скорее всего, именно она послужила причиной временного охлаждения в отношениях с Кульбиным.

Сами представленные на выставке работы тоже подверглись разгрому. «Критика Киева недоумевающе облила грязью», — вспоминал Бурлюк. Консервативная публика тоже была в ударе, что неудивительно — как и на выставках «Венок-Стефанос» и «Современные течения в искусстве», Давид Бурлюк расположил самые радикальные вещи при входе на экспозицию. Посетители поневоле видели их дважды, входя и выходя с выставки, и часто запоминали только их. Бурлюк знал, что в памяти остаются первое и последнее впечатления.

Вскоре после закрытия выставки Давид и Владимир Бурлюки уехали в Петербург.

Какими же стали итоги 1908 года для Давида Бурлюка? Пожалуй, один из главных — неприятие публикой и критикой как собственно нового искусства, так и самих Бурлюков как самых ярких и эпатажных его представителей. Не приняла их и художественная «богема» — их работы крайне неохотно брали на выставки. «Мы выступили бодро, по-молодому — добрые, с объятиями, раскрытыми для всего мира. Но куда мы ни шли… нас или не принимали, или же пускали в “микроскопических”, безвредных для старого дозах. Мы сами ещё не понимали тогда в полной мере, что мы “сорочьи дети”, выросшие в гнезде старого искусства из яиц, подброшенных туда предреволюционным временем». Он осознал, что лучший путь продемонстрировать свои работы — самому принимать участие в организации выставок, объединив друзей и единомышленников. Так он будет поступать и в дальнейшем — и с выставками, и с литературными сборниками.

Несмотря на все препятствия, будущие деятели русского авангарда из Москвы, Санкт-Петербурга, Киева, Харькова и других городов уже встретились и впервые выступили вместе. Совсем скоро они станут той силой, которая, распространившись на поэзию, театр, музыку, кино, займёт на время господствующие позиции в русском искусстве и окажет существенное влияние на искусство мировое. «Слово “футуризм” ещё не было выброшено… Мы не имели вывески… Но ссорились со старым смертельно», — писал Бурлюк.

Тем временем отец семейства, Давид Фёдорович, стал «страдать от футуризма». Когда в Чернянку приезжали граф Мордвинов или его главный управляющий Измаильский, отец отправлял сыновей с глаз подальше, на этюды, чтобы не лишиться работы — «столько было в одном внешнем виде вольности запорожской, презрения к мещанскому…». Больше того — Давида Фёдоровича распекли за холст, купленный за счёт Общества для выставки «Современные течения в искусстве».

И ещё одно важное событие произошло в 1908 году. Весной на выставку «Современные течения в искусстве» пришёл Василий Каменский. Там и состоялось их знакомство с Давидом Бурлюком. Знакомство, важнейшее для обоих. Каменский станет одним из членов «квадриги»: Бурлюк, Маяковский, Каменский, Хлебников.

Глава десятая. 1909-й