Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

В 1909 году тенденция не принимать на выставки работы молодых «борцов с академизмом» продолжилась. Организовавший в самом начале года в Петербурге выставку «Салон» поэт и критик Сергей Маковский с трудом, но взял три работы Давида («Быки», «Лошадь» и «Капуста»), а работы Владимира Бурлюка, хотя и взял сначала, включить в экспозицию не решился. На «6-ю выставку Нового общества художников», где Михаил Ларионов представил свои фовистские картины, не приняли работы уже обоих Бурлюков. И они вернулись к испытанной стратегии — организовывать выставки самостоятельно или совместно с единомышленниками. «В нас всё более развивалось стремление устраивать выставки», — вспоминал Бурлюк.

Выставочная деятельность Давида и Владимира в этом году была сконцентрирована в Петербурге, Вильно, Херсоне и Одессе. Первой стала выставка «Венок-Стефанос», открывшаяся 18 марта на Невском проспекте, 68. За десять дней до этого Николай Кульбин открыл на Морской, 39, выставку «Импрессионисты». Братьев Бурлюков принять в ней участие он не пригласил. Давид вспоминал: «С Кульбиным в то время было расхождение — он недостаточно ценил нашу группу и пытался каких-то других “в свет славы провести”».

Интересно, что в выставке Кульбина принимали участие в числе многих других Алексей Кручёных, Елена Гуро, Михаил Матюшин и Василий Каменский. Спустя год Бурлюк встретил Каменского у Кульбина:

«Уже тогда полюбил я Василия Каменского… Вася Каменский жил со вдовой, имевшей деньжата и двух мальчишек».

Именно Каменский помог Бурлюку найти помещение для выставки.

Василий Каменский

«Отец» и «мать» российского футуризма», Давид Бурлюк и Василий Каменский, познакомились весной 1908 года на выставке «Современные течения в искусстве», куда Каменский пришёл, выполняя редакторские обязанности — он работал тогда в журнале «Весна» у Николая Георгиевича Шебуева. Их пути могли бы пересечься в 1905 году, когда Каменский, будучи в Николаеве, поступил актёром в театр Мейерхольда, — всё же от Николаева до Херсона всего 70 километров. Но не сложилось. Мейерхольд, услышав его стихи, посоветовал ему бросить актёрство и серьёзно заняться поэзией, и после весеннего сезона Каменский уехал в Пермь. Так что встретились уже в столице. На Каменского, который к тому моменту был знаком и чуть ли не накоротке с Леонидом Андреевым и Куприным, Сологубом и Блоком, Михаилом Кузминым и Ремизовым (в «Весне» впервые начали печататься Хлебников и Асеев, Игорь Северянин и Шкловский, Демьян Бедный и Пришвин), встреча и первое общение с Давидом Бурлюком произвели колоссальное впечатление.

Кстати, о том, как появились «титулы» у Бурлюка и Каменского, существуют разные версии. Поэт-имажинист Иван Грузинов в своих воспоминаниях описал это так: «Эпатируя буржуа, футуристы выкинули такой трюк: Давид Бурлюк был объявлен отцом российского футуризма, Василий Каменский был объявлен матерью российского футуризма. Изображая собою мать российского футуризма, Василий Каменский старался придать своим жестам женственную плавность и мягкость».

Не Маяковский, не Хлебников, не Кручёных — именно Каменский стал партнёром Давида Бурлюка в зачатии и рождении русского футуризма. Он любил Бурлюка, кажется, больше всех. И даже написал о нём трактат (увы, неизданный), в котором есть такие строки:

«Давид Бурлюк — символ Эпохи Перерожденья Искусства Мира, Он — тонкий философ — сатирик Современности, мудро, светло и победно улыбающийся сквозь Лорнет вслед ворчащим богадельщикам от академии, Давид — Поэт чугуно-литейного лаконизма, умеющий поставить знак равенства над всем Карнавалом лозунгов футуризма. Его творческая парадоксальность, динамичность, конкретность, Его слова и неожиданные краски, Его культурный фанатизм — создали Ему мировую славу — Открывателя. Его Имя стало сигналом Нового, Смелого, Первого, Вольного, Гениального. Воистину Давид Бурлюк — фельдмаршал мирового Футуризма».

И после: «Давид Бурлюк — любимейший друг поэта».

А вот что писал Каменский Бурлюку в январе 1927 года:

«Имя Давида Бурлюка всегда было и есть именем интернациональным, как солнце на небесах. И мы, твои ученики (а нас — целая армия эпохи 1905–1927 в искусстве не только России, но и в мировом масштабе), мы превосходно это сознаём: отец Российского футуризма — Давид Бурлюк — сделал великое дело. Ты, подобно Христофору Колумбу, единственный открыл нам Америку Нового Искусства. Далее мы дети твои более чем благополучно строим небоскрёбы каждый в своей области. Твои заслуги бессмертны».

«Мы, бурлюки…» — писал Каменский в том числе и о себе.

Бурлюк отвечал ему взаимностью: «Вася, друг великий мой поэт неизмеримый, знай, что для тебя я живу, для твоей славы тружусь».

Или ещё: «Вася, ангелоподобный — Вася, кот пушистый, как величала его Елена Генриховна Гуро…»

«Василий Каменский — любит эстраду, и когда в 12 году аэроплан стал эстрадой геройства, риска — той плоскостью, к подножью которой и цветы, и улыбки женщин, то мы видим Василия Каменского, такого кроткого, нежного, рискующим золотом кудрей, чертящим воздух Парижа, Лондона, Берлина, Варшавы…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное