Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

…В. Каменский был первым поэтом, полетевшим не на воображаемом пегасе, — а по-настоящему. Развитие технических горизонтов даёт новые ощущения, новые темы, новые ритмы. Пушкин и Лермонтов, — да и вообще поэты XIX века поэтически учли таратайку, верховую езду, скорость урагана, но паровоз — вагон не были впитаны поэтическим сознанием. Воздухоплавание, мотор — впервые замечены — “поэтически созданы“ футуристами. Каменский ритмически пережил и дал нам лёгкость этого нового переживания.

…Каменский в своём творчестве прост — почти элементарен. Непосредственность его исключительна. Он идёт против приёмов общепризнанного, литературно благообразного творчества… Певучая лёгкость и бездумность, риск, по склону забав словесных, дают стихам Каменского неувядающую свежесть».

Из всех соратников и друзей именно Каменского Бурлюк рисовал чаще других. Достаточно вспомнить два шедевра — хранящийся в Государственной Третьяковской галерее «Портрет песнебойца футуриста Василия Каменского» и хранящийся в Государственном Русском музее «Портрет поэта-футуриста В. А. Каменского». У самого Каменского дома всю жизнь, куда бы он ни переезжал, висели работы Бурлюка, среди которых — ещё один выполненный Бурлюком его портрет.

Вообще Каменского любили, кажется, все. «Я не знаю другого поэта, от которого так разило бы юностью с её улыбками, хохотом, прыжками, непосредственным подходом к труднейшим проблемам жизни, бесшабашностью, голубоглазием веры и песнями», — писал о нём выдающийся режиссёр и новатор Николай Евреинов.

Вадим Шершеневич, который вместе с Каменским и Бурлюком редактировал «Первый журнал русских футуристов» и разругался в процессе подготовки с Бурлюком, с Каменским сохранил прекрасные отношения: «Общим любимцем был, конечно, Вася Каменский. Трудно один раз поговорить с Василием Васильевичем, чтобы не почувствовать всего его обаяния. Всё, начиная от молочных глаз, пушистых волос и мягкости фраз и кончая талантом стиха и слова и даже звука голоса, сразу привлекает к нему». Это правда — обаяние его было неотразимым, как и влияние на публику. Каменский обожал выступать — даже больше, чем сочинять, — и делал это с неизменным успехом. Достаточно вспомнить состоявшийся в апреле 1922-го в московском Камерном театре придуманный совместно с Николаем Евреиновым вечер «Экзамен на гения», в котором Каменский после своего двухчасового чтения стихов и прозы предлагал публике проголосовать и решить, кем же он является: гением, талантом или просто способным малым. Объяснил он публике свой странный шаг тем, что решил продолжать писать стихи только в том случае, если он гений. Если же нет, он может стать агрономом, лётчиком или даже чистильщиком обуви. Большинством голосов собравшейся публики — 116 «за» и 16 «против» — он был признан гением, что и было запротоколировано. Рекламу вечера Василий Васильевич, будучи одним из лучшим мастеров того, что позже назовут пиаром, заранее разместил в «Моём журнале Василия Каменского», в котором он был одновременно издателем, редактором и автором. В случае триумфа предлагалось безотлагательно решить вопрос о памятнике поэту, чтобы закрепить статус гения.

Он вообще был человеком, фонтанирующим талантами. Поэт, прозаик, драматург, художник, авиатор — один из первых в России, изобретатель — в 1912 году он спроектировал водяной аэромобиль. Он был изобретателем и новых слов — считается, что именно с его подачи в русском языке появилось слово «самолёт». Издатель, редактор — именно он редактировал первый «Садок судей». Великолепный дизайнер — он являлся автором всех афиш диспутов и выступлений футуристов. Новатор футуристической книги — его сборник «Танго с коровами» — великолепный образец «железобетонных поэм» — стал первым образцом визуальной поэзии.

Сам о себе Каменский писал: «Я поэт из Цуваммы. Да к тому же охотник, рыбак, гармонист, “ловитор”, крестьянин, бродяга, мечтатель, путешественник». Ещё и музыкант — у себя в Каменке он организовал джаз-банд, в котором сам же и был дирижёром.

«Непромокаемым оптимистом» называл он сам себя.

«Каменский весь в улыбке», — писал Шершеневич. «Милый Вася, изобретатель секрета молодости и бодрости».

Каменский был настоящим, органическим футуристом, глубоко чувствующим пульс времени и с восторгом воспринимающим всё новое. Футуризм воспевает красоту скорости и любовь к опасности? Воспевает «человека у руля машины, который метает копьё своего духа над Землёй, по её орбите»? Вот и отлично. И Каменский становится авиатором, что в то время было примерно тем же, что сегодня стать космонавтом, готовящимся к полёту на Марс. «Новая форма (какую дал футуризм) даёт новое мироощущение, по-новому конструирует содержание, отвечая современной психологической потребности», — писал он в статье «23». Он действительно испытывал потребность в полёте — поэтическом и реальном.

Яркий, любящий жизнь и фонтанирующий идеями и желаниями, он писал в своей «Его-Моей Биографии Великого Футуриста», в которой разделил самого себя на две части, «Его» — поэта и себя — человека: