Читаем Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения полностью

Конечно же, неутомимый Давид тем же летом написал портрет нового друга. Рисовал его и Владимир. 11 апреля 1911 года в Санкт-Петербурге открылась 2-я выставка «Союза молодёжи», на которой был показан портрет Хлебникова работы Владимира Бурлюка. Нужно отметить, что самого Хлебникова этот портрет несколько озадачил. Вот что писал он Елене Гуро: «Вы, вероятно, были на выставке, где царят Бурлюки? Там в виде старого лимона с зелёными пятнами, кажется, изображён и я. В их живописи часто художественное начало отдано в жертву головной выдумке и отчасти растерзано, как лань рысью». И, тем не менее, многие сборники Хлебникова иллюстрированы рисунками Владимира Бурлюка. В «Творениях», изданных Давидом Бурлюком в Херсоне в 1914 году (Бурлюк не просто оплатил издание книги, но полностью подготовил её к печати), помещён ставший классическим портрет Хлебникова работы Владимира Бурлюка. Первая книга — вернее, брошюра — Хлебникова «Учитель и ученик», изданная в Херсоне в типографии О. Д. Ходушиной, тоже иллюстрирована Владимиром Бурлюком.

Но вернёмся к записям Давида Бурлюка о Хлебникове:

«Живя летние месяцы в 1910, 11 и 12 годах в деревне, в Таврии и затем в столицах вблизи нас — пользуясь там нашей поддержкой, как член семьи: Маяковский, Каменский, часто Бен Лившиц, — Хлебников продолжал учиться в университете в Питере. Родители его давали деньги на ученье там. Живя с Бурлюками, он мог благополучно справляться со своим “бюджетом”. Меня восхищала тихая святость этого монаха литературы. Этот мозг книги, атом живой слова чудесного, носителем которого был Хлебников. <…> На каникулы Хлебников был с нами в Чернянке (Гилее, как мы её звали), все его рукописи хранились там, он имел свою комнату. В 1910 и 11 годах я, имея в своём распоряжении рукописи Хлебникова — хаос, лабиринт строчек, так как автор пытался иногда всю большую поэму всадить в один лист, — я переписал многие рукописи, оставляя в стороне прозу, требующую при печати много места и расходов, подготовил их к печати и вскоре издал “Творения” Хлебникова в 2-х томах».

Давид Давидович ошибся — он издал только первый том «Творений». Вокруг публикации второго тома разгорелся скандал. Сам Хлебников был против публикации второго тома и даже написал 15 февраля 1914 года открытое письмо-протест, осуждающее издательскую деятельность Давида Бурлюка. Вот что пишет об этом конфликте Роман Якобсон:

«Хлебников очень резко относился к изданиям Бурлюка. Он говорил, что “Творения” совершенно испорчены, и он очень возмущался тем, что печатали вещи, которые были совсем не для печати… Он был против хронологии Бурлюка, которая была фантастической, но это его не так трогало — его трогали главным образом тексты и разъединение кусков».

Однако, прочитав записи ещё нескольких современников Хлебникова, понимаешь, что благодаря этим, пусть несовершенным публикациям Бурлюк спас хлебниковское наследие от исчезновения; кроме того, сам разбор рукописей Хлебникова был делом весьма и весьма непростым. Вот что, например, пишет Лиля Брик: «Писал Хлебников непрерывно и написанное, говорят, запихивал в наволочку или терял. Когда уезжал в другой город, наволочку оставлял, где попало. Бурлюк ходил за ним и подбирал, но много рукописей всё-таки пропало. Корректуру за него всегда делал кто-нибудь, боялись дать ему в руки, — обязательно перепишет наново. Читать свои вещи вслух ему было скучно. Он начинал и в середине стихотворения часто говорил: и так далее… Но очень бывал рад, когда его печатали, хотя ничего для этого не делал».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное