Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения

«После закрытия успешной выставки мы снова увезли Витю Хлебникова в Таврию к себе. Жизнь в Чернянке нравилась В. В. Хлебникову. Там была большая семейная библиотека, основание которой положили ещё родители… Хлебников был пожирателем книг. У него была “дурная привычка” — прочитанные страницы — вырывать. Экономка дома рассказывала — когда Хлебников был оставлен с ней на 2 месяца в доме в Чернянке — мы уехали в Питер, матушка с детьми в Херсон, из нас шестерых, ещё сестры Надежда и Марьянна — учились в гимназии. Экономка видела в окно Хлебникова со свечой, глубоко за полночь блуждающего по аллеям парка с книжкой в руках. Свечу он держал перед собой. Прочитав страницу, он вырывал её и бросал на дорожку. — Странно и необычно было видеть такого чтеца, — говорила экономка. Я спросил Витю: “Зачем рвёшь книги?” — Раз она прочитана — мне более не нужна. Обещал — книг не рвать…»

Из Чернянки Хлебников поехал в Одессу — в гости к своим родственникам: родной сестре матери Варваре Николаевне Рябчевской и её детям, Коле и Марии Рябчевским. Вот что писал Давид Бурлюк в июле 1910 года в письме М. В. Матюшину: «Работаем мы это лето и много, и мало. Всё лето почти у нас писал М. Ф. Ларионов. Был Хлебников, сейчас он уехал — Одесса — Люстдорф, дача Вудст’а». По воспоминаниям Марии Николаевны Рябчевской, в этом году они жили в доме 13 по улице Белинского и на даче Вирта в Люстдорфе.

Туда же, в Одессу, отправились в августе неразлучные Давид и Владимир Бурлюки. У каждого из братьев были свои веские причины: Владимиру нужно было спасаться от неизбежной солдатчины, а Давид хотел получить диплом, дающий право преподавания в средних учебных заведениях. Такие дипломы Одесское художественное училище начало выдавать только в 1902 году, то есть уже после первого «захода» Давида.

В том же июльском письме Бурлюк пишет Матюшину: «Очень было бы хорошо, если бы Вы приехали в первых числах Августа, ибо Вове предстоит, кажется числа 25 Августа, уехать куда-нибудь в школу, спасаться от неминуемой сей год солдатчины, а может и числа 15–17 Августа. Пропал он бедняга — ему ведь рядовым». Этим «куда-нибудь» и стали для Владимира Одесса, а затем Пензенское художественное училище.

Давид Давидович понимал, что, не имея законченного художественного образования, он не будет иметь профессионального статуса и ему будет трудно зарабатывать деньги на жизнь. Доходы от продажи картин были скромными. Он твёрдо решает завершить свое художественное образование. «…Зиму 1910–11 я и Володя учились в Одессе, где я получил диплом окончания “Одесского худучилища” с правом быть учителем искусств в средних учебных заведениях. В России — без диплома — заработок денег был немыслим».

Необходимость в получении диплома была вызвана ещё и тем, что летом 1910-го у отца, Давида Фёдоровича, случился второй удар. Давид понимал, что обязанности старшего в семье скоро лягут на его плечи.

Интересно, что в Одессе Давид с братом поселился в той же квартире на Преображенской улице, 9, где жил десять лет назад: «Позже… вернувшись в Одесское художественное училище, чтобы “получить диплом”, опять пришёл в этот же старый дом, поднялся на тот же этаж в ту же квартиру: и поселился “чтобы вполне себя чувствовать учеником, в той же комнате: “под крышей”, с окнами бойницами, где по потолку Воронцовский маяк проводил полосы своих огней. Пол в комнате был наискось, упавшая гантель, с которой гимнастировали, катилась с грохотом до наружной стены».

Это, конечно же, была гантеля Владимира Бурлюка — возможно, как раз та, с которой его изобразил Михаил Ларионов.

Находясь вдали от столиц, Давид Бурлюк продолжает не только активно выставляться, но и принимать участие в организации выставок.

Первой выставкой сезона 1910/11 года, в которой приняли участие братья, была мюнхенская выставка «Нового общества художников», на которую Бурлюков пригласил Василий Кандинский, увидевший их работы на первом «Салоне» Издебского.

В Москве тем временем образовалась группа радикально настроенных художников, которые после банкротства Н. П. Рябушинского и прекращения выставок «Золотого руна» искала пути к организации собственного выставочного объединения. Ядро этого объединения начало вырисовываться в сентябре 1910-го, после знакомства Аристарха Лентулова с Ильёй Машковым и Петром Кончаловским. Сестра жены Лентулова была замужем за купцом С. А. Лобачёвым. Он и уговорил свояка субсидировать первую выставку нового объединения, у которого пока не было названия. Получив согласие, Лентулов немедленно написал в Одессу Бурлюку, предложив ему участие в выставке. Аристарх Лентулов и Александра Экстер вообще очень долго были самыми верными «выставочными» соратниками Давида Давидовича. Бурлюк, привязанный в это время к Одесскому художественноум училищу, приехать в Москву не мог и немедленно послал открытку Михаилу Ларионову с просьбой подключиться к процессу, потому что «сами они, ни Якулов ничего не сделают, и всё это пропадёт».