…давным-давно, кажется, в прошлую пятницу…

«Мысль о том, что польское общество периода оккупации было настроено агрессивно антисемитски и что отношение „значительной его части“ к евреям было с этой позицией как-то связано, оказалась в восьмидесятые годы совершенно неприемлема даже для лучшей части интеллигенции»

Твоя диссертация, как ты сам говорил, была посвящена польскому обществу периода немецкой оккупации. Эта и последующие публикации уже вели тебя к «Соседям», книге, ставшей поворотным пунктом в твоей карьере?

Говоря о войне и польском обществе под немецкой, а в следующей книге — под российской оккупацией, я сознательно избегал еврейской проблематики. Отчасти потому, что не знаю ни иврита, ни идиша, и считал, что не обладаю для этого необходимой квалификацией. Но дело прежде всего в другом: говоря тогда о польском обществе, я считал, что Холокост представляет собой некий особый феномен, остающийся вне польского опыта оккупации. Рассуждая так, я умножал стереотип, функционировавший в то время во всей европейской историографии. Подобным образом писали о французском или голландском обществе периода немецкой оккупации.

В свою очередь, когда я писал свою вторую книгу, «Экспорт революции. Советское порабощение Западной Украины и Западной Белоруссии», меня прежде всего интересовал процесс «советизации», то есть установления тоталитарного режима сталинского образца на территории Речи Посполитой, оккупированной СССР в 1939–1941 годы. Я задавался вопросом: какими методами примерно за полтора года — с октября 1939 года до июня 1941-го — власть превратила сельскохозяйственный и, так сказать, раннекапиталистический кусок Европы в общество советского типа? Речь шла о том, чтобы проанализировать этот процесс, и мне казалось, что опыт еврейского общества не играет здесь какой-то особой, специфической роли.

Свои первые книги ты писал, пользуясь материалами архивов Гуверовского института[189]?

Моя первая книга, опубликованная только на английском языке и написанная как диссертация, опиралась на архивные материалы, хранящиеся в Лондоне, в Польском институте и Музее генерала Сикорского[190], а также в Исследовательском институте подпольной Польши[191]. Я назвал ее «Польское общество под немецкой оккупацией — Генерал-губернаторство, 1939–1944». А в архивы Гувера я попал уже после написания диссертации, во второй половине семидесятых годов. Мы с Иреной работали там над двумя нашими книгами в 1980 году, после рождения сына. Томек был маленьким, ему не исполнилось еще и года, когда мы, воспользовавшись академическим отпуском, полученным в Йельском университете, поехали в Стэнфорд.

В Гуверовском институте очень много интересных архивных материалов, касающихся истории войн и революций ХХ века — польских, и не только. Там, например, массу времени провел Солженицын, работая над своими книгами о русской революции. В 1980 году я уже написал докторскую диссертацию и решил использовать обнаруженные ранее материалы по периоду 1939–1941 годов на восточном пограничье Польши, то есть под советской оккупацией. Там были целые коробки, еще не открытые, с материалами, собранными Историческим департаментом Армии генерала Андерса[192] и пролежавшими там бог знает сколько времени.

Работа в архивах сама по себе очень интересна. А тут я к тому же держал в руках бумаги, десятки лет не видевшие дневного света, ведь бóльшая часть этих материалов тогда еще не была разобрана и каталогизирована.

Этакая terra incognita.

Полная сюрпризов. При работе над монографией о судьбах польского общества в период советской оккупации я основывался на материалах Гуверовского архива, но также опрашивал свидетелей. Тогда еще были живы многие люди, помнившие это время. Я ездил в разные места, разговаривал с ними. Но у меня не было доступа к советским материалам той эпохи. Сейчас, при подготовке польского издания книги, я дополняю ее официальной советской документацией. Собирая ее, я в последние годы провел массу времени в московских, львовских и киевских архивах.

Используя материалы из архивов Гувера, ты написал еще одну книгу — «В сороковом нас Матушка в Сибирь сослали — Польша и Россия 1939–1942». Вместе с Иреной.