Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

Абу Нидаль чувствовал, что процессы в Ливане серьёзно угрожают ему лично, поэтому задумал обратить их вспять и вернуть организацию к прежнему фанатизму. В начале 1985 г. он временно вернулся в Сирию. Вместе с семьёй Абу Нидаль поселился в городке Забадани недалеко от Дамаска, гае купил два дома посреди большого поля. В конце того же года он поссорился с братом своей жены Хусейном аль-Битаром, который вместе с сестрой владел в Аммане домом и садом стоимостью в 1 млн. долларов (с. 146). Собственность была зарегистрирована на них, но Абу Нидаль настаивал, что владелец он. Террорист «разрешил» ссору привычным способом: трое его людей прибыли из Кувейта в Иорданию и убили зятя и его пятилетнего сына. Это привело к разрыву Абу Нидаля с женой. Она требовала развода, но он не согласился, и они продолжали жить в одном доме, но раздельно. Чтобы избавиться от присутствия мужа, жена начала вместе с детьми ездить в Австрию и Швейцарию.

В этих обстоятельствах Абу Нидаль и переехал в Ливию. Каддафи к тому времени окончательно разругался с ФАТХ, поскольку палестинцы не хотели принимать его духовного лидерства и отказались похитить или убить одного ливийского оппозиционера в Египте. В 1985 г. в Ливию стали прибывать наиболее доверенные соратники Абу Нидаля. В его распоряжение были предоставлены ливийские самолёты и посольства, паспорта и дипломатическая почта. С развитием отношений Каддафи безвозмездно выделил Абу Нидалю виллы и квартиры в Триполи, а также две фермы. «Более того, с 1981 г. ливийцы помогали организации перевозить в Ливию оружие для складирования там, а также вывозить его из Ливии и устраивать схроны в Европе, Африке и Азии. В ряде случаев ливийцы передавали членам организации оружие уже на борту самолёта в аэропорту Триполи; в других случаях оружие отсылалось за рубеж ливийской дипломатической почтой и выдавалось членам организации в посольствах Ливии. Абу Нидаль практически перестал быть независимым деятелем. Его главные места жительства и работы, как и места его организации и объекты, делавшие возможным его род занятий, были подарками ливийской разведки. Он сделался так тесно с ней связан, что стало невозможно их различать» (с. 149).

Абу Нидаль вскоре понял, что для сбора разведданных у Ливии очень мало ресурсов. В ливийской разведке работали плохо обученные дилетанты, они были ленивы и легко попадали в зависимость от тех, кто вызывался сделать работу за них. Поэтому, в придачу к слежке за оппозицией за рубежом и её убийствами, Абу Нидаль занялся сбором для Ливии информации. Вскоре он фактически контролировал её разведку.

Период 1985–1987 гг. был для Абу Нидаля временем плодотворной двойственности, в которой он оказался, действуя между Сирией и Ливией. Однако какую из стран он предпочитал, было ясно. Каддафи пригласил его в самое сердце ливийской системы. Ливийцы позволили Абу Нидалю организовать палестинскую общину, вести энергичную рекламную кампанию, т. е. быть политически активным. Много времени Каддафи и Абу Нидаль проводили вместе.

«Когда я прослеживал карьеру Абу Нидаля в Ираке и его последующий переезд в Сирию и Ливию, вначале он казался мне классическим случаем лидера палестинской группировки, который в поисках безопасной гавани превратился в наёмника, а затем в поисках финансовой независимости сделался бандитом. Я пересмотрел собранную информацию. Ирак “создал” его, когда стремился к лидерству среди арабских радикалов, но отказался от него в ходе войны с Ираном. Сирия приняла его для ведения террористической войны против Иордании, но потеряла его в пользу Ливии, которая применила его против своих “бездомных собак” и других внешних врагов. Также, будучи враждебными независимой ООП, все три арабских “спонсора” использовали Абу Нидаля, чтобы держать в узде Арафата.

Сам Абу Нидаль позиционировал себя как полного нигилиста, несгибаемого противника переговорного урегулирования с Израилем, к которому с 1974 г. вёл дело “сторонник капитуляции” Арафат. Однако было очевидно, что занимается он и рэкетом, а это мало относилось к палестинскому делу. По сути большинство его операций, казалось, наносили палестинцам вред. Этот человек был загадкой» (с. 151–152).

Переместив поле расследования из Туниса в Европу и на Ближний Восток, автор услышал два разных объяснения. Одно из них совпадало с тем, что продвигал сам Абу Нидаль: он представлял одну из сторон в палестинском споре о возможности или желательности компромисса с Израилем. Согласно второму объяснению (совпадавшему с обвинениями Абу Айяда), Абу Нидаль был инструментом израильтян. Аргумент был такой: хотя в теории они лютые враги, на практике их операции против ООП так похожи, что наводят на мысль о каких — то связях. Как сказал автору отставной высокопоставленный офицер иорданской разведки: «Поскреби внутри организации Абу Нидаля и найдёшь Моссад» (с. 152). Ведь мало кто знает, что с конца 1960‑х гг. Израиль сотрудничал с Иорданией, чтобы сдержать общую угрозу со стороны палестинских партизан. Правда, твёрдые доказательства оставались скудными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное