Читаем De Personae / О Личностях Сборник научных трудов Том II полностью

В марте 1987 г. бывший президент США Картер посетил Дамаск с частным визитом и по просьбе Госдепартамента поднял перед Асад ом вопрос о теракте в Карачи. 1 июня того же года Сирия выслала всех членов организации Абу Нидаля с семьями, а её учреждения закрыла. Однако сам Абу Нидаль не дожидался этого момента и навсегда покинул Сирию ещё за два месяца до этого. «Работали ли Абу Нидаль или его главные помощники на Израиль или нет, внутри своей организации он достиг чего хотел: опасно реформистская тенденция к выходу из подполья в Ливане была сдержана, а организации вскоре предстояло пройти чистку и разделиться между Ливаном и Ливией. В той степени, в какой это его касалось, атаки в Риме, Вене, Хитроу и Карачи сослужили свою службу… В Ливии в конце 1980‑х гг. искореженная душа Абу Нидаля, казалось, наконец обрела покой. Богатство давало ему чувство всемогущества; в Каддафи он нашел подходящего спонсора, который разделял его увлечение насилием. Абу Нидаль устранял потенциальных соперников, особенно Атифа Абу Бакра, и вернул себе абсолютный контроль над своей организацией, вытащив её из Сирии, разделив между Ливией и Ливаном и вновь сделав подпольной» (с. 257–258).

В 170 км от Триполи Каддафи предоставил Абу Нидалю большой тренировочный лагерь. Он состоял из четырёх или пяти частей с «деревней» для женатых работников и их семей, имелись административные учреждения, лекционные аудитории, палаточный лагерь для обучения тайным операциям, исследовательский центр, защищенный двумя противовоздушными ракетными батареями, тюрьма и блок допросов. Лагерь служил местом тренировки Народной армии. Однако обычные боевики служили только маскировкой для тайной внутренней работы. Абу Нидаль назвал лагерь именем Наджи аль-Али — арабского карикатуриста, которого застрелили в Лондоне в том же году. Говорили, что за убийством стоял Арафат, хотя доказательств тому нет. Скорее всего, Абу Нидаль назвал так свой лагерь, поскольку ненавидел Арафата не меньше Израиля.

Сам Абу Нидаль жил не в лагере, а в комплексе из трёх вилл в предместье Триполи. Примерно раз в месяц он без предупреждения наезжал в лагерь, наводя дрожь на всех, кто в нём находился. «Бледный, лысеющий, пузатый человек с длинным тонким носом над седыми усами, он приезжает без помпы. Появляясь, он выглядит сдержанным и почти застенчивым» (с. 5). Сопровождал его обычно Амджад Ата — высокий брюнет лет сорока, второй секретарь Центрального комитета его организации, который наводил на обитателей лагеря даже больше страху, чем сам руководитель. Говорили, что каждый раз, когда он приезжает, какого — нибудь «предателя» уводят на казнь или пытки в секцию 16. Большинство значительных людей на Ближнем Востоке ради безопасности окружают себя членами собственной семьи, и Абу Нидаль не был исключением: Амджад Ата был мужем одной из его племянниц.

Большинство обучавшихся в ливийском лагере боевиков были молодыми палестинцами, которых завербовали в Ливане в среде беженцев из Палестины и людей, пострадавших от гражданской войны в самой стране. В эти два десятилетия потрясений единственным способом выжить для них оказалось вступить в одно из ополчений, которые возникли, когда в 1975 г. в Ливане рухнуло государство. Абу Нидаль обещал помочь им с образованием, работой, поддержать семьи. А ещё он хорошо платил. Свою роль сыграло и ощущение принадлежности к боевой тайной организации. Завербованным внушали, что они выполняют долг не только перед Палестиной, но и перед всем арабским народом. Другие организации выставлялись как предательские, коррумпированные, соглашательские, а их собственная — как вдохновлённая благородными арабскими ценностями.

В организацию отбирали далеко не всех. Абу Нидаль хотел быть уверенным, что её члены не запятнаны связями с другими политическими организациями или спецслужбами. Завербованных заставляли письменно дать согласие принять смерть, если в их прошлом такие связи всё же будут обнаружены.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное