Deaf-Blind Reality

Когда мне было шесть лет, офтальмолог посмотрел мне в глаза и сказал, что у меня заболевание костей. Меня отвезли к ортопеду, который обнаружил у меня болезнь Пертеса в левом бедре и необходимость срочно лечь в больницу. В течение года моя нога находилась на вытяжении. В детском отделении была учительница, но поскольку все мы, дети, были обездвижены и в основном лежали, мы не делали много школьных заданий. Затем мне установили суппорт на левую ногу, отправили домой и еще год я делала уроки дома. Возможно, это было полезно, так как все было написано четко для меня, и, хотя обучение проходило по почте, оно было индивидуальным.

За эти годы ухудшились и зрение, и слух. В конце седьмого класса, когда мне было уже тринадцать, мои школьные оценки были не очень хорошими, и я был подавлен. Я не помню, чтобы дома мне делали замечания. Моя постоянная классная руководительница относилась ко мне хорошо, но иногда учителя-стажеры или другие, не знавшие меня, были строги, когда я их не слышал.

Старшая школа была совсем другим делом. Первые два года я училась вполне успешно. Класс был небольшой (около двадцати восьми девочек), и учителям, похоже, нравились школьницы. На третий год я попала в большой класс из сорока или более девочек. Но старшие учителя были раздражены и озлоблены. Двое из них проработали в школе более двадцати лет и считали себя ее хозяевами. Они издевались над девочками и издевались над младшими учителями. В тот год я стала хуже слышать, и мне пришлось очень тяжело. Один учитель постоянно кричал на меня на уроках, а другой не разрешал участвовать в школьных мероприятиях. Никто из них не делал мне поблажек и ничем не помогал.

В пятнадцать лет я сдал государственный экзамен, но на следующий год провалился на следующей ступени. Я пересдал экзамен, и, к всеобщему удивлению, сдал его очень слабо. Этот проходной балл позволил мне поступить в университет. Они сумели убедить меня в том, что я неудачник, поэтому я считал этот пропуск чудом и был совершенно ошеломлен. Из отсталого оболтуса, который по собственной дурости оказался в самом низу класса, я превратился в очень успешного студента. Это был один из нескольких внезапных поворотов судьбы, которыми отмечена моя жизнь.

Моя социальная жизнь в школе была нормальной. На этом этапе я все еще могла пользоваться голосовым телефоном. Я научилась не привлекать к себе внимания как дома, так и в школе, поэтому не бегала за мальчиками. Тем не менее меня приглашали на вечеринки и танцы, и я с удовольствием проводила время. Как только я перестала пользоваться голосовым телефоном, социальная жизнь пошла на спад - как с подругами, так и с парнями.

Скотт Стоффел

Когда я ходил в детский сад в государственной школе в Кэмп-Спрингс, штат Мэриленд, я думал, что я такой же, как все остальные дети. Я был очень общительным, всегда хотел быть частью группы. У меня было много друзей. О моем плохом зрении, небольшой потере слуха и проблемах с руками я узнал только в первом классе. Тогда все в моей жизни изменилось. Внезапно мне пришлось использовать учебники с крупным шрифтом и бумагу с широкими, нечеткими линиями, а для проверки уроков мне потребовался репетитор. В школе преподавали с детского сада по шестой класс, но я был единственным ребенком со всеми этими "странностями". Вместо шкафа у меня была библиотечная тележка, потому что мои огромные книги были в нескольких томах.

В академическом плане приспособления, предоставляемые государственной службой помощи слепым, были адекватными. Репетиторы были необходимы, потому что я не мог читать на доске, как бы близко я к ней ни сидел. Это особенно затрудняло изучение математики, поэтому репетитор решал за меня математические задачи на бумаге черным волшебным маркером. В основном до шестого класса мои оценки были в порядке.

К сожалению, приспособления рекламировали мои недостатки и делали меня "странным" для других детей. В первом классе я продолжал стремиться к социальным группам, но меня постепенно вытесняли. Я не понимал своих проблем и не понимал, что они заставляют меня делать что-то не так, как так называемые нормальные дети. Например, когда я писал на бумаге, мне приходилось наклоняться вперед, держа лицо на расстоянии двух дюймов от бумаги, и я не мог держать карандаш большим пальцем. Другие дети, видя такое, считали это странным. Еще хуже было то, что из-за плохого зрения я не мог выполнять многие упражнения на уроках физкультуры, например, играть в бейсбол или бегать с препятствиями, и это считалось еще одним минусом. Взрослые постоянно говорили мне "старайся изо всех сил", и я старался, но то и дело получал травмы и унижения. Вскоре дети стали называть меня "уродом".