Дебаты о мирах. Спорные нарративы глобальной современности и мирового порядка

Таким образом, панисламизм частично возник как контрпропаганда против европейской имперской исламофобии и стал инструментом в формировании антиколониального общественного мнения, которое считалось необходимым для требования политических прав внутри существующих империй и в международной сфере. Мусульманские интеллектуалы посещали конгрессы ориенталистов в Европе, чтобы противостоять дискурсам об их неполноценности, проповедуемым европейскими учеными. На самом деле, критика европейского ориентализма всегда рассматривалась как крайне важная для защиты прав мусульман. Поздний османский панисламист и автор поэмы, ставшей турецким национальным гимном, Мехмет Акиф Эрсой (1873-1936), высоко оценил критику Мухаммедом Абдухом французского ориенталистского очернения ислама как необходимое действие для защиты прав мусульман в условиях французского колониального правления: "Бороться против месье Ханото и защищать права миллионов мусульман в западном исламском мире - большее благое дело, чем столетия бесполезного благочестия." Абдух написал подробные опровержения исламофобских трудов Габриэля Ханото (1853-1944), бывшего министра иностранных дел Франции, который рассматривал исламскую веру как угрозу французскому колониальному правлению и западной цивилизации в силу ее врожденных особенностей.

Мусульманская критика европейской "идеологии цивилизаторской миссии" часто включала противоречия между благородными идеалами и насильственными практиками. Панисламский российский мусульманин Абдуррешид Ибрагим рассказывает о разговоре с французским путешественником в поезде по России: когда француз высказался о том, что поведение русских по отношению к мусульманам нецивилизованно и несправедливо, Ибрагим в ответ сказал, когда есть сила, не может быть и речи о правах и правде. Вы, французы, обращаетесь с алжирцами как с животными, оскорбляете их религию и нарушаете их права человека. Если такие "цивилизованные" нации, как Франция, виновны в такой степени несправедливости, угнетения и отсутствия ясного сознания, то что мы можем ожидать от русских?".

 

Панисламское повествование часто было связано с претензиями на права: Аль-Афгани стал защитником аргумента о том, что

 

Западные люди [gharbiyun], несмотря на свои альтруистические заявления, не пытаются улучшить жизнь на Востоке [shark] или сохранить права восточных людей, но продлевают отрицание этих прав. Западные люди говорят, что их присутствие на Востоке необходимо для защиты христианских и других меньшинств и для обучения свободе, но это обманчивые заявления.

 

Некоторые из ранних формулировок глобального мусульманского нарратива истории и цивилизации могут показаться очень суровыми по отношению к мусульманской практике и неудачам перед лицом европейского колониализма. Но даже самокритика в конечном итоге способствовала формированию современной панисламской идентичности. Например, в 1870-х годах Джамалуддин аль-Афгани на открытии Стамбульского университета обвинил мусульманские общества в создании условий для их колонизации и унижения, как объяснить, почему эти общества потеряли свои права под гегемонией несправедливых европейских законов, так и предложить решение: реформу и возрождение.

 

Братья мои, пробудитесь от сна забвения. Знайте, что исламский народ был [когда-то] самым сильным по рангу, самым ценным по достоинству. . . . Потом этот народ погрузился в легкость и лень. . . . Некоторые из исламских народов оказались под властью других народов. На них были надеты одежды унижения. Славная милла [нация] была унижена.

 

Это самобичевание и критика позволили привести аргументы в пользу прав женщин как необходимых для самосовершенствования мусульманских обществ в борьбе за свои права, как это видно из речи Аль-Афгани, произнесенной в Египте, в Александрии. "Невозможно выйти из глупости, из тюрьмы унижений и бедствий, из глубин тьмы и бесчестья, пока женщины лишены прав и не знают своих обязанностей". Паннационалистическая мысль поощряла и способствовала большому всплеску требований прав для мусульманских, африканских и азиатских женщин, часто в рамках дискурса двойной критики: женщины-интеллектуалы и их сторонники-мужчины критиковали колониальный и расистский дискурс, согласно которому отсутствие прав у женщин в их обществе было признаком неполноценности их цивилизации, и одновременно критиковали патриархальные обычаи и толкование религий, которые не позволяли женщинам иметь полные права.