Читаем Деяния императора Людовика полностью

В каролингскую эпоху король приобретает и некоторые специфические епископские полномочия. Процедура помазания св. миром в момент коронации, появившаяся во Франкском королевстве при Пипине Коротком (754 г.) и копировавшая обряд миропомазания епископов, делала королей причастными к высшей божественной мудрости (sapientia). Подобно епископам, они обретали возможности постигать промысел Божий, получали некое иррациональное знание, которое позволяло им быть священниками (oratores)[309]. Вместе с тем король становился единственным мирянином, который имел привилегию сослужить в литургии, распевая псалмы. Первым, кто начал это делать, стал Карл Великий. Эйнхард сообщает, что его герой часто “пел вместе с другими тихим голосом”[310]. Аналогичным образом Людовик в описании Тегана не только ревностно молится, но и ежедневно поет псалмы (20). По-видимому, с этим связано и то обстоятельство, что со второй половины VIII века короли начинают овладевать грамотностью и самостоятельно читают священные тексты, прежде всего Библию. В глазах современников миропомазание автоматически наделяло их способностью правильно понимать глубинный смысл Писания и богословской литературы (19). Однако епископская идеология, под влиянием которой на рубеже VIII и IX вв. складывается королевский этос, не была единственным его источником. Огромное воздействие на его формирование оказала также монашеская доктрина[311]. С 90-х годов VIII века после некоторого перерыва вновь оживляется монашеское движение. Прежде всего это было связано с деятельностью Бенедикта Анианского. Аквитанский вестгот Витица, при крещении принявший имя Бенедикт, организовал в своем родовом поместье Аниане образцовый монастырь со строгим распорядком в духе бенедиктинского устава. Вскоре он попытался реформировать другие близлежащие монастыри. Его личные устремления совпали с более широким движением за реформу Церкви, развернувшимся при Карле Великом и имевшим целью, с одной стороны, унифицировать внутри-церковные распорядки, а с другой, повысить моральный облик клира. Ибо только единая Церковь, опирающаяся на прочное моральное основание, была способна сохранить единство populus christianus и вести его к спасению. Огромная роль здесь отводилась монашеству. Усилия Бенедикта оценили по достоинству и пригласили на франкский синод 794 года, который был посвящен главным образом этим проблемам.

Постепенно монах из Аниана начал заниматься реформированием монастырей по всей Аквитании. Людовик, будучи с 781 по 814 г. аквитанским королем, приблизил его ко двору и оказал всяческую поддержку. Он и сам имел несомненную склонность к монашескому образу жизни, помногу часов молился, касаясь лбом холодного пола, распевал псалмы и читал Священное Писание. Государственными делами, напротив, занимался с неохотой и предпочитал перекладывать их решение на приближенных[312]. Подобную привычку он сохранил и позднее, уже став императором (19-20). Постепенно влияние Бенедикта, а также других видных деятелей аквитанской церкви, вроде аббата Элизахара, на молодого короля стало очень значительным. Унаследовав трон после смерти отца, Людовик оказал Бенедикту всяческую поддержку в проведении реформы теперь уже по всей империи. На Аахенском синоде 817 года был выработан единый монастырский капитулярий, утверждавший единообразное и строгое соблюдение устава св. Бенедикта[313]. Людовик не оставил этого начинания и после смерти анианского аббата в 821 году.

Бенедиктинский идеал оказал огромное влияние на формирование облика благочестивого императора. И дело здесь не только в личных склонностях Людовика, но и в том, что монашеский идеал вообще обладал высоким авторитетом прежде всего в среде социальной элиты. Его ярко выраженный аристократизм сохраняется и позднее[314]. Что же устанавливал бенедиктинский устав, выработки каких качеств добивался?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гаргантюа и Пантагрюэль
Гаргантюа и Пантагрюэль

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — веселая, темпераментная энциклопедия нравов европейского Ренессанса. Великий Рабле подобрал такой ключ к жизни, к народному творчеству, чтобы на страницах романа жизнь забила ключом, не иссякающим в веках, — и раскаты его гомерческого хохота его героев до сих пор слышны в мировой литературе.В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» чудесным образом уживаются откровенная насмешка и сложный гротеск, непристойность и глубина. "Рабле собирал мудрость в народной стихии старинных провинциальных наречий, поговорок, пословиц, школьных фарсов, из уст дураков и шутов. Но, преломляясь через это шутовство, раскрываются во всем своем величии гений века и его пророческая сила", — писал историк Мишле.Этот шедевр венчает карнавальную культуру Средневековья, проливая "обратный свет на тысячелетия развития народной смеховой культуры".Заразительный раблезианский смех оздоровил литературу и навсегда покорил широкую читательскую аудиторию. Богатейшая языковая палитра романа сохранена замечательным переводом Н.Любимова, а яркая образность нашла идеальное выражение в иллюстрациях французского художника Густава Доре.Вступительная статья А. Дживелегова, примечания С. Артамонова и С. Маркиша.

Франсуа Рабле

Европейская старинная литература