Без сомнения, религиозная жизнь свободного населения острова Сахалин концентрировалась вокруг православных приходов. Богослужения и участие в Таинствах являлись неотъемлемой частью их духовного бытия. Переселенцы регулярно участвовали в совершении Литургий по воскресным и праздничным дням, а также молились на акафистах и молебнах[432]
. Богослужения и требы проводились благоговейно, без произвольных изменений и пропусков. Священнослужители не упускали возможность читать прихожанам поучения из книг, дозволенных в то время духовным руководством.Как отмечает в своем отчете настоятель Тымовского прихода священник Николай Попов-Кокоулин, в домах островитян духовные назидания регулярно проводились при всяком удобном случае. Причем делалось это в простой и доступной форме: «Отцам и матерям преподаются, между прочим, правила воспитания детей. Последним сообщаются элементарные понятия о Боге, Его Законе, а также краткие молитвы»[433]
.В праздники Рождества Христова, Святой Пасхи, а также в храмовые дни, жилища сахалинских прихожан посещались духовенством со Святым Крестом и окроплялись освященной водой[434]
. В остальные дни недели священники совершали богослужения по деревням прихода. При посещении населенных пунктов острова они проводили душеспасительные беседы с прихожанами. Неимущим безвозмездно раздавались иконы и книги религиозного содержания[435]. Островное духовенство вело просветительскую деятельность не только в храмах, но и при совершении треб. Требы совершались по первому зову, причем и без затрат для самих прихожан, то есть совершенно бесплатно.Сахалинская интеллигенция состояла из представителей местной администрации, а также военных и членов их семей. В большинстве своем они, к сожалению, не относились к числу ревностных членов Православной Церкви[436]
. Как писали священнослужители, на проявление активности с их стороны рассчитывать не приходилось. Тюремная администрация зачастую проявляла «чуждость к интересам Церкви, а также к духовным потребностям народа»[437]. Одобрение порочности населения поддерживалось островным обществом. Основанием служил материалистический взгляд на жизнь, которому подражал тогда простой народ[438]. Духовенство пыталось противостоять такому положению, но полная зависимость от тюремного начальства обесценивала его голос. Примером зависимого положения духовенства от островных властей может служить следующий факт. Заведующий ссыльными южного Сахалина майор Янцевич направил Камчатскому епископу жалобу на священника Анивского поста. Предметом недовольства стала проповедь, произнесенная в храме, в которой священник сожалел, что начальник Янцевич никогда не участвовал в торжественных собраниях для молитвы. Камчатская духовная консистория сделала священнику внушение избегать таких проповедей: «Дабы обличением начальствующих не подорвать их авторитет перед подчиненными»[439].Для людей, оказавшихся на отдаленных территориях, священнослужители являлись не только духовными наставниками. Они оказывали своим прихожанам медицинскую помощь, а также обучали ведению хозяйства, например, пчеловодству или рациональной посадке фруктовых деревьев. Все без исключения священники участвовали в деле школьного образования детей переселенцев[440]
.Без сомнения, деятельность духовенства на Дальнем Востоке имела свои особенности и по сути не могла не быть миссионерской! Священнослужители несли проповедь о Христе как Спасителе всех людей не только русским переселенцам, но и коренным народам. Для этого было необходимо глубже проникнуть в их среду: знать языки и культуру, особенности традиций и обычаев. Несмотря на то, что «обучение русской грамоте инородцев – лучший способ христианизации»[441]
, миссионеры XIX в. не стремились «русифицировать» эти народы, они старались к более последовательному их воцерковлению, сохраняя при этом национальную идентичность. Православные миссионеры «изучали местные обычаи и языки обращаемых в христианство, бережно относясь к тому, каким образом лучше передать им Слово Божие»[442].