Деятельность православного духовенства острова Сахалин во второй половине XIX – начале ХХ века

После прибытия на остров заключенные первоначально старались соблюдать необходимые правила внешнего благочестия, все, к чему они привыкли на материке. Например, длительное морское путешествие на Сахалин для содержащихся в заключении начиналось неким «праздником». Через несколько дней после отплытия производилось снятие цепей: «Очень многие из них перед расковыванием крестятся. Крестятся и после того, как с лязгом падают разбитые путы»[544]. Вот еще один пример проявления внешней религиозности: «В посту Корсаковском, когда баржи отвалили от трапа, все арестанты, сидевшие в них, поснимали шапки и стали креститься и кланяться»[545].

Число каторжан, которые содержались в неволе, было довольно велико. Главное тюремное управление предписывало «испытуемых» ссыльных Сахалина 1-го, 2-го и 3-го разрядов размещать исключительно в тюрьмах, причем воспользоваться правом быть ссыльнопоселенцем могли лишь те заключенные, кто имел семьи[546]. По мнению современных исследователей, в 7 тюрьмах острова (в Александровской, Дуйской, Рыковской, Дербинской, Онорской, Мало-Тымовской, Корсаковской)[547] в конце XIX в. 74 % заключенных причисляли себя к Православию[548], то есть формально количество прихожан церквей острова из ссыльных доходило до 17 тыс. чел.[549]

Характеризуя нахождение в островных тюрьмах, начальник Главного тюремного управления А. П. Саломон отмечал, что оно гибельно отражалось на личности любого человека. Этому влиянию были подвержены и те, кто пытался сохранить в заключении нравственные и духовные традиции. А. П. Саломон приходил к заключению, что внешнее проявление христианской веры, привычное для русского человека на материке, окончательно пропадало в условиях сахалинской каторги. Крестное знамение или чтение молитв после официальных молитвословий вели к тому, что любой каторжанин мог над этим посмеяться, оскорбить за это или ударить[550]. Подводя итог своим многолетним наблюдениям, А. П. Саломон писал о сахалинцах: «Нравственность населения стоит на самом низком уровне, преступления часты и совершаются не только единоличными лицами, но и организованными шайками»[551]. О губительном влиянии каторги на заключенных, подтверждая слова А. П. Саломона, говорил один из военных губернаторов Сахалина: «Должно признать, что сахалинская тюрьма совершенно лишена средств воздействия для исправления поступающих в нее преступников и скорее случайный преступник с испорченной в конец душой, подпадет под дурное влияние тюремной среды, чем хоть один из закоренелых преступников выйдет из ее стен обновленным»[552].

Особенность островной паствы заключалась в том, что наибольшее количество ее относилось к невольному населению. Здесь, как нигде на Дальнем Востоке, священнослужителю Православной Церкви отводилась особая роль. Вся деятельность духовенства должна была оказывать благотворное влияние на духовно-нравственное оздоровление каторжан[553]. Исходя из специфики служения островных священников, их появление в тюрьмах происходило от случая к случаю. Редкие беседы с заключенными религиозно-нравственного характера, а иногда полное их отсутствие сводили на нет все усилия в деле духовного оздоровления островитян. Сахалинское духовенство пыталось наладить так называемые христианские чтения, но встречало безразличие со стороны тюремного руководства[554]. Священнослужители старались вовлечь ссыльнокаторжан в богослужебную жизнь, но несмотря на личные и письменные обращения, заключенных в тюремные храмы не водили, за исключением редких случаев[555].

Соседство с людьми низкого нравственного уровня отражалось на жизни сахалинского общества. По этой причине нередкими были различные происшествия, которые не могли обойти стороной и сахалинские церкви. В донесениях на самый высокий уровень – в Святейший Синод, епископы Камчатские регулярно сообщали о кражах. Так, в ночь на 17 мая 1892 г. неизвестный, разбив окно в алтаре Владимирской часовни, похитил 2 руб. 53 коп. и одну бутылку святой воды, приняв ее за церковное вино[556]. С 3 на 4 января 1897 г. была ограблена «со взломом» Дербинская тюремная церковь. Злоумышленники, выломав замок, проникли в храм и, сорвав печать с кружки пожертвований, смогли унести всего лишь 80 коп. В том же году с 20 по 21 июня в церковь села Ново-Михайловское проник человек, который успел унести 2 руб. церковных денег. Завершить свое преступление ему помешал местный сторож, услышавший посторонние звуки и ударивший в набат[557]. Подобное происшествие произошло и в главном храме северной части острова Сахалин. Как сообщал в Духовную консисторию исполняющий обязанности благочинного священник Алексей Кукольщиков, 10 мая 1899 г. из Александровской тюремной церкви были похищены 15 руб. и две новые шали на общую сумму 30 руб. 25 коп.[558]