Читаем Дела любви. Том II полностью

Посмотрите на удвоение: что делает любящий, то он и есть, или становится тем; что он отдает, то он и имеет, вернее, он получает это – удивительно, как "из ядущего вышла ядомое". Однако, возможно, кто-то скажет: "Не так уж удивительно, что любящий имеет то, что отдает, это всегда так; то, чего у человека нет, он и не может дать". О да, но всегда ли вы сохраняете то, что даете кому-то другому, просто отдавая – получать, и получать в точности то же самое, что вы отдаете, так что это отданное и полученное – одно и то же? Обычно, это, вероятно, не так, но наоборот, то, что я даю, получает другой, а не то, что я сам получаю то, что даю другому.

Так любовь всегда удваивается сама в себе. Это содержит истину, также, когда говорят, что любовь покрывает множество грехов.

В Священном Писании мы читаем то, что является собственным словом любви, что многие грехи прощаются тому, кто много возлюбил – потому что любовь в нем покрывает множество грехов. Однако на этот раз мы не будем говорить о этом. В этом небольшом эссе мы постоянно говорим о делах любви, поэтому мы рассматриваем любовь, направленную вовне. В этом смысле мы сейчас поговорим о том, что


ЛЮБОВЬ ПОКРЫВАЕТ МНОЖЕСТВО ГРЕХОВ.


Любовь покрывает множество грехов. Ибо она не открывает грехов. Но не открывать того, что все же должно существовать, поскольку они могут быть открыты, значит, скрывать их.

Понятие "многообразие" само по себе неопределенно. Итак, все мы говорим о многообразии творения, однако это же самое слово означает нечто совершенно иное в зависимости от того, кто говорит. Человек, который провел всю свою жизнь в уединенном месте и поэтому не умеет изучать природу, как мало он знает, и все же он говорит о многообразии творения! Естествоиспытатель же, объехавший весь мир, побывавший всюду, как над поверхностью земли, так и под ней, увидевший много чего, который иногда с помощью телескопа открывал в других случаях невидимые звезды, иногда с помощью микроскопа открывал в других случаях невидимых насекомых; какое поразительное многообразие он открыл, но он использует то же слово – "многообразие творения". И далее; в то время как естествоиспытатель радуется тому, что ему удалось увидеть, он охотно признает, что нет предела открытиям, поскольку нет предела открытиям даже в изобретенни приборов для проведения этих открытий. Значит, многообразие творения с постоянно изобретаемыми новыми инструментами становится все больше и больше, и всегда может казаться, что оно увеличивается – хотя, учитывая все обстоятельства, это все еще содержится во фразе "многообразие творения". То же самое относится и к многообразию грехов, поскольку это слово может означать совершенно разное в зависимости от того, кто его произносит.

Поэтому человек обнаруживает, что множество грехов постоянно увеличивается, то есть, через их открытие кажется, что оно постоянно увеличивается, естественно, также с помощью открытий, которые он делает о том, как хитроумно, как настороженно он действует, чтобы совершить открытие. Тот же, кто не cовершает никаких открытий, скрывает множество грехов, ибо для него это множество меньше.

Но открытие – это нечто похвальное, нечто достойное восхищения, даже если это восхищение иногда странным образом вынуждает объединять разнородное, ибо кто-то восхищается натуралистом, открывшем птицу, но кто-то также восхищается собакой, открывшей пурпур. Но мы оставим это без внимания, чего бы это ни стоило, но несомненно, что мир восхищается открытиями и восхваляет их. С другой стороны, тот, кто не совершает никакого открытия, как никто другой, ценится очень низко. Мы охотно говорим о ком-то, чтобы заклеймить его как чудака, погруженного в свои собственные мысли – "Он на самом деле ничего не открыл". И если мы хотим назвать кого-то особенно ограниченным и глупым, мы говорим "он, конечно, никогда не изобретет пороха", что не нужно в наше время, так как порох уже изобретен; так что в наше время было бы очень сомнительно думать, что именно он его изобрел. О, но открытие чего-либо вызывает в мире такое восхищение, что невозможно забыть завидную участь изобретателя пороха!

Перейти на страницу:

Похожие книги

А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1
А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Предлагаемое издание включает в себя материалы международной конференции, посвященной двухсотлетию одного из основателей славянофильства, выдающемуся русскому мыслителю, поэту, публицисту А. С. Хомякову и состоявшейся 14–17 апреля 2004 г. в Москве, в Литературном институте им. А. М. Горького. В двухтомнике публикуются доклады и статьи по вопросам богословия, философии, истории, социологии, славяноведения, эстетики, общественной мысли, литературы, поэзии исследователей из ведущих академических институтов и вузов России, а также из Украины, Латвии, Литвы, Сербии, Хорватии, Франции, Италии, Германии, Финляндии. Своеобразие личности и мировоззрения Хомякова, проблематика его деятельности и творчества рассматриваются в актуальном современном контексте.

Борис Николаевич Тарасов

Религия, религиозная литература
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература