Бывший монт Тесарек, апологет поп-арта, сделавший театру «ручкой» задолго до прихода туда Франтишека, однако в последнее время все чаще заглядывающий в театральный клуб и к «Гробикам», где для разнообразия прощался с коротким конъюнктурным периодом своей эпатажной и простому зрителю труднодоступной живописи, вцепившись Франтишеку в воротник, гремел:
— Кто не с нами, тот пр-р-ротив нас, ты, старррый служака! Сегодня мы гуляем всем чер-р-ртям назло!
Компания всосала в себя Франтишека и, подобно приливу, потащила за собой. Немного позже Франтишек обнаружил среди них поэта Ивана Гудечка, нескольких журналистов, знакомых ему по трактиру «У гробиков» и клубу журналистов на Парижской улице. Все уже рассаживались по машинам, припаркованным на стоянке на площади Республики, и случай впихнул Франтишека в одну машину с поэтом Гудечком, редактором еженедельника «Обрана свободы» Павлом Ваней и незнакомой брюнеткой. Брюнетка на заднем сиденье целовалась с каким-то хипаком, в салоне автомобиля марихуаной, правда, не пахло, зато сливовицей вовсю, и, когда машина, рванув с места, ринулась вслед за остальными, у обеспокоенного Франтишека душа ушла в пятки. Целью этой неожиданной и не запланированной им поездки оказался замок Чешский Штернберк, тот самый, что, по утверждению экскурсовода, «…гордо высится на скалистом утесе над рекой Сазавой, в нескольких километрах от ее слияния с Бланицей».
Живописец Тесарек пришлепнул экскурсоводу на лоб стокроновку и объявил:
— Сдачи, пр-р-риятель, не надо! Бер-ри, пользуйся! А нам гони ключи, мы ведь сюда зар-ради искусства пр-риехали. И твой тр-реп нам ни к чему!
Перепуганный экскурсовод-любитель, работающий здесь на общественных началах, счел за благо уступить. В замке сейчас они были только вдвоем со старушкой-кассиршей, занятой выручкой. Рабочий день кончился, и музей уже был закрыт. Несчастный студент-общественник открыл им дверь лишь потому, что принял яростный стук в дверь за злобные домогательства холерического заведующего музеем, который сменил на этом посту бывшего управляющего графа Штернберка, не вернувшегося в замок и после визита к родичам в Вену оставшегося там. Но опасения юного экскурсовода оказались излишними — к счастью, ничего особенного не стряслось. Компания Тесарека ограничилась лишь тем, что, мельком взглянув на графские коллекции, с восторгом приняла презрительную оценку заводилы Тесарека:
— Дер-рьма-то, дер-рьма насобирали! Какое тут к чер-рту искусство, завалимся лучше в винар-р-рню!
В те времена в замке Чешский Штернберк к услугам посетителей существовал стилизованный под старину винный погребок — единственное, видимо, благо, принесенное процессом возрождения этому району Посазавья. Следует отметить, что просуществовал погребок недолго, вскоре он зачах и на его месте открыли экспозицию истории революционного движения в Штернберкском княжестве. Что касается интересов местных жителей, то расходы на экспозицию и доходы от винарни свели друг друга на нет, как плюсы и минусы в математическом уравнении. Впрочем, Франтишек об этом не имел ни малейшего представления и, если б даже кто-нибудь сообщил ему о будущих переменах, не понял бы толком, о чем, собственно, идет речь.
Группа Тесарека пошла в атаку, взяв винарню буквально с боем. Редактор Ваня на пару с переводчиком Матиашеком создали необходимый плацдарм, оседлав два свободных табурета в баре, а Изольда с Тристаном, те, что приехали в одной машине с Франтишеком, безошибочным инстинктом всех влюбленных сразу нашли два свободных места и не колеблясь заняли их. Вскоре, однако, выяснилось, что эти места отнюдь не такие уж свободные, а их обладатели просто куда-то на время отлучились. Оставшаяся за столом пара громко протестовала против подобной оккупации, но возле стола тут же демоном возник Рене Тесарек, издавая грозное рычанье на этих бедолаг. Но рычанье его предназначалось также всем сидящим в зале:
— Значит, ты, подонок, идешь против чешского искусства? Забир-рай свою кур-р-рву и сей же секунд вали отсюдова, пока цел!
Парень, которому адресовались эти любезности и за которого никто не вступился, стал белее свеженькой гипсовой повязки. Подхватив под руку рыдающую подружку, он покинул поле брани с поспешностью, на какую только был способен.
Демонический Рене, для которого прилагательное «бесцеремонный» может быть применено лишь как эвфемизм, действуя в подобном же стиле, освободил необходимое количество столов для всей своей компашки, после чего, встав на четвереньки, взлаял, как охрипший ньюфаундленд, и тяпнул белокурую официантку зубами за ножку. Официантка испуганно завизжала, на что Рене отреагировал угрожающим рычанием:
— А ну, лапочка, тащи вина! Да поживей, не то сожр-р-ру!