Дела закулисные

— Итак? — Мастер Кубелик, не обрывая тоненькую шелковинку разговора, все тянул и тянул и по мере того, как в нем сливался воедино человек искусства с ответственным работником, вдруг совсем неожиданно перешел на «ты»:

— Не знаешь? Ну, тогда я тебе сам скажу — твои товарищи! Им придется вкалывать за тебя и за себя, чтобы ты мог спокойно учиться. Это с их стороны большая жертва, соображаешь?

— Соображаю, — ответил Франтишек, готовый провалиться сквозь землю.

— Хорошо, что ты осознаешь хотя бы эту малость, — кивал головой Мастер Кубелик, но так как в нем вдруг решительно победил администратор, спросил сурово — А чем ты их отблагодаришь? Каким образом отблагодаришь все наше общество за доверие и заботу? Излагай!

Франтишек, невзирая на смятенное состояние духа, отметил про себя, что Мастер Кубелик перешел на литературный язык, и сразу же приспособился к этому.

— Я еще не знаю… Постараюсь не подвести наше общество.

— Одного старания на сегодняшний день недостаточно, отрезал замдиректора. — Время сейчас серьезное… Ты был когда-нибудь членом ЧСМ, товарищ Махачек, — ты членом Чехословацкого союза молодежи был?

Франтишек свесив голову покаялся:

— Не был… Я… уже собирался вступить, но они его распустили…

— Они, они, — вскипел Мастер Кубелик. Всегда все «они». Распустить, разогнать, не пущать — это дело несложное, но вот объединить, организовать, вновь создать нечто жизнеспособное — это совсем другое. Что скажешь? Опять должны «они»?

Франтишек ощутил, как его клонит к земле тяжкое сознание коллективной вины. Словно на его не сказать чтобы очень широкие плечи взвалили вдруг все грехи мира: Каина и братоубийство, распятие Христа, расстрел парижских коммунаров и роспуск ЧСМ.

— Слушай, что я тебе скажу, — продолжал Великий Инквизитор, в праведном гневе своем снова отдавая предпочтение более доступному, разговорному языку. — Давай, докажи, что ты не какой-нибудь там элемент, а коллективист. Что касается «солистов», их и без тебя развелось — плюнуть некуда. Вот, — и он взял со стола отпечатанный на гектографе лист бумаги, — вот, бери-ка приглашение на учредительное собрание вновь созданного Союза социалистической молодежи. Здесь у нас, в театре. Ты — Франтишек Махачек — будешь представлять на нем рабочий класс. И я надеюсь, сумеешь привлечь еще кой-кого из наших ребят. Ну, что скажешь?

В ответ на призыв представлять рабочий класс Франтишеку оставалось лишь вытянуться и встать по стойке «смирно». Еще немного, и он, подобно герою своих любимых детских книг, летчику Ивану Кожедубу, крикнул бы: «Служу трудовому народу», но, к счастью, вовремя опомнился и лишь выдавил:

— Хорошо. Так я пойду.

Подзарядившись активностью и энергией, Франтишек покинул кабинет шефа в твердой уверенности, что не подкачает и доверенное ему дело выполнит. Он был убежден, что театральная мудрость «Нет маленьких ролей, есть лишь маленькие актеры» действительна не только на сцене, но и в жизни, а Франтишек не желал больше оставаться маленьким нигде и ни в чем. Он уже понял, что в этой жизни кой-чего да стоит.

Добравшись до своей полуподвальной мастерской, которая для него стала многим больше, нежели просто крыша над головой, Франтишек уселся в кресло-качалку и предался мечтам.

Он видел себя во главе деятельного и перспективного коллектива молодых энтузиастов, который благодаря полной слаженности художественных и технических сторон выпускает в свет спектакли, приводящие в изумление и, более того, в восторг специалистов театрального дела. Он уже слышал гром оваций и видел искорки в глазах самой молодой актрисы их труппы Ленки Коваржевой. От имени их первичной организации ССМ она принимает из рук старших товарищей самую высокую награду, Франтишек же скромно стоит на заднем плане и тихо радуется всеобщим успехам, в которых ему отведена роль организатора и серого кардинала.

Но времена пустых, нереализованных мечтаний давно остались позади, Франтишек заодно с поэтом Иржи Волькером решил, что мечты можно убить, лишь реализуя их, и по дороге на работу сам зашел в райком Союза молодежи и попросил программу и все имеющиеся у них методические материалы.

— А ты откуда будешь, товарищ? — спросил его двадцатилетний секретарь в голубой рубашке с красным галстуком, и тут в памяти Франтишека всплыли слова Неруды о 1 мая 1890 г.: «Зигзагом молний пронзило мозг воспоминанье о коммуне…»

— Я из театра. Тут неподалеку… — с гордостью ответствовал Франтишек.

— Точно, — обрадовался секретарь. — У вас скоро должно состояться учредительное собрание, верно я говорю?

— Верно!

— А ты, товарищ, кем у них будешь? Председатель?

Возможно, в подобной ситуации кто-нибудь другой и смешался бы, но Франтишек и ухом не повел.

— Нет, — сказал он, — но об организации, в которую собираюсь вступить, хочу знать побольше.

По телу секретаря райкома пробежала сладострастная дрожь старого искусителя профессионала, все еще не утратившего любительского задора.