Дела закулисные

С самого появления в доме Коваржевых Франтишек вел себя тише воды ниже травы. Он прирос к стулу в комнате-гостиной, где его усадили. Помещением, видимо, судя по ослепительной чистоте, пользовались лишь для приема гостей. Все тут было вылизано и неприкасаемо. Даже телевизор смотрели в кухне. Франтишек сидел, сложив руки на коленях, маленькими глоточками пил черный кофе и вел неопределенную, то и дело иссякающую беседу с главой семьи, в то время как Ленкина мамаша, напрочь выбитая из колеи наездом пражанина, металась из кухни в комнату, издавая жалобное квохтанье, будто наседка, у которой собираются отобрать последнего цыпленка.

— Вы понимаете, пан Махачек, — интеллигентно вздыхал Ленкин папаша, учитель чешского языка, — мы уже смирились с тем, что Ленка уедет в Прагу, но полагали, она будет жить, как и положено, в общежитии, а на субботу и воскресенье приезжать домой…

— Домой она и так сможет ездить, — не слишком деликатно и достаточно жестко перебил его Франтишек. — Но только, конечно, не на уик-энд. Ведь по субботам и воскресеньям театр работает. А когда в театре выходной или у актеров отпуск и театр закрыт, как школа на два месяца каникул, вот тогда она сможет приезжать.

— Так, так, — согласно кивал головой пан учитель Коварж, — если вы утверждаете, что это единственная возможность и что без практической работы в театре Ленка не сможет поступить и в будущем году… — И он с печалью и любовью воззрился на свою дочь, сидящую, будто в театральной ложе, в неудобном кресле с напряженно выпрямленной спиной. — Тогда, конечно… что скажешь ты, мамочка?

— Могла бы пойти к нам, в «Лахему», — всхлипнула мамочка строптиво, — работа хорошая, чистая, все девочки ходят в белом, как врачихи. Но где уж! Прага! Театр! В институт не взяли, теперь пойдет в раздевалку… Боже, чем все это кончится?

— Гардероб, мамочка, гардероб, но никак не раздевалка. Между прочим, это очень ответственная работа, пан Махачек прав. И это Ленке никоим образом повредить не может, если она так решительно избрала для себя сцену. Ведь тут есть и наша вина, мамочка, кто ее с раннего детства каждое воскресенье возил в Брно, в театр, а? А кто водил в драмкружок, в то время как сама она хотела заниматься верховой ездой? Ты боялась, что она упадет с лошади и разобьется, а теперь снова боишься, что ее закружит вихрь столичной жизни. Наша дочь, мамочка, взрослая, и я верю, что она не пропадет в большом городе!

И в глазах пана Коваржа полыхнул, казалось бы, давно угасший огонь.

Ту ночь Франтишек провел на софе в большой комнате. Ленкин отец возражал против его желания переночевать в местном отеле, хотя матушке оно явно пришлось по вкусу. Впрочем, это не имело значения, потому что главой семьи у Коваржей считался пан учитель, а Франтишек пришелся ему по сердцу.

Ленку отделяла от Франтишека лишь тонкая стенка да родительская бдительность, но Франтишеку и в голову бы не пришло обмануть оказанное ему доверие. Ведь ему было дано обещание, что сразу же после выпускных экзаменов Ленка приедет на неделю в Прагу, чтобы все обговорить и устроить свои дела еще до каникул, которые они собирались провести вместе на Коваржевой даче на Чешско-Моравской возвышенности.

— Но где же Ленка будет жить? — ужасалась мама, и по глазам было видно, что ее фантазия, многие годы питаемая «черной хроникой», пустилась в разгул.

Однако Франтишек сказал с гипнотизирующей убежденностью:

— Предоставьте это мне, пани Коваржева, я что-нибудь придумаю! — имея, естественно, в виду купить еще одну кушетку. В свои планы для вящей надежности он Ленкиных родителей, сами понимаете, пока посвящать не стал.

Обычно гудки поезда звучат тоскливо, но тот, что увозил Франтишека обратно в Прагу, гудел весело и беззаботно. Ленка на перроне сжимала его в объятиях и шептала:

— Я всегда буду помнить, что ты мой спаситель и освободитель. Ты мой принц с золотой звездой во лбу! Ты — Ринго Стар!

Франтишек-Ринго Махачек возвратился в театр за четыре дня до учредительного собрания ССМ и за три дня до премьеры «Коварства и любви» Шиллера, но, с головой уйдя в мечты о завтрашних счастливых днях, он так упивался собственными успехами, что не заметил расставленных сетей дня сегодняшнего и на полной скорости вылетел на жизненный поворот хотя и с улыбкой, но без защитного шлема.

Дело в том, что Франтишек подал заявление в Национальный комитет о переводе жировки на свое имя, так как Ладя Кржиж и Тонда Локитек в мастерской были прописаны оба. А также с просьбой разрешить ему перепланировку полуподвальной жилплощади, но ответа все еще не получил. И вдруг пришел ответ в официальном конверте: «Отказано категорически». Вместе с отказом Франтишеку строго вменялось добровольно освободить мастерскую в двухнедельный срок ввиду незаконности вселения. В противном случае дело будет передано в суд.