Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Во время ареста Бейлиса прокурора Чаплинского в Киеве не было — он отправился за триста с лишним километров в имение министра юстиции Щегловитова, чтобы обсудить с ним дело, приобретавшее государственное значение. Переход Чаплинского из католицизма в православие, а заодно и в ряды русских националистов, начинал приносить желанные плоды, обещая благотворно повлиять на карьеру прокурора. Он, несомненно, рассчитывал провести выходные, выслушивая от министра похвалы за успешное задержание еврея, виновного в убийстве мальчика. Но 23 июля Чаплинскому подали клочок бумаги, испещренный цифрами — шифрованную телеграмму из судебной палаты, написанную без знаков препинания, в лихорадочной спешке, объяснявшейся ее тревожным содержанием. Телеграмма гласила:

Мендель Чеберякова арестованы порядке охраны Шаховские опровергнут показание агента завтра допросить Волкивну.

То есть Мендель Бейлис и Вера Чеберяк арестованы «в порядке государственной охраны». Шаховские — фонарщики — отрицают показания о мужчине с черной бородой, то есть якобы «Менделе», данные ими Адаму Полищуку, а значит, обвинение рассыпалось. Наконец, на завтра был назначен допрос Анны Волкивны, пьяницы-побирушки, на которую сторонники антисемитской версии преступления возлагали большие надежды. Шаховских, тоже беспробудно пьющих, формально не допрашивали, их свидетельства существовали лишь в пересказе Полищука. Супруги действительно рассказывали то, что записал Полищук, но их показания содержали море противоречий и не вызывали доверия. Теперь же чету допрашивали в самом опасном с точки зрения обвинителей состоянии — трезвом.

Через несколько часов после ареста Бейлиса фонарщика Казимира Шаховского впервые допросили официально. Ему предъявили показания сапожника Наконечного, обвинившего Казимира в желании «пришить к делу» Бейлиса из‐за того, что приказчик уличил его в краже дров с зайцевского завода. Шаховской отрицал, что пытался оговорить Бейлиса, но признал, что Наконечный достоверно передал содержание их разговора. Но на этот раз он решительно опроверг заявление своей жены, что якобы был свидетелем преступления. «Никогда со своей женой не говорил, что видел будто бы, как Мендель тащил Андрюшу Ющинского к печке. Этого я не мог жене своей говорить, так как я этого не видел».

Несмотря на склонность Шаховского к пьянству и мелкому воровству, его настойчивые уверения, что он не хотел оклеветать соседа, звучат правдоподобно. Под давлением, которое на него оказывали, он поступил дурно и знал это; теперь требовалось исправить ошибку. Когда на следующий день Шаховского допросили снова, он опять отказался от ранее рассказанной истории. Шаховской даже намекнул, что вынужден был говорить то, чего от него хотели следователи: «О Менделе мне все говорили сыщики [то есть прежде всего Полищук], которые ко мне приходили. <…> Они столько раз об этом говорили, что я решил немного прибавить от себя в своем показании…»

Шаховской с самого начала намекал, что уверен в причастности Веры Чеберяк к преступлению. Как ни странно, именно вечно нетрезвый фонарщик, а не кто-либо из следователей, первым обратил внимание на одно важное обстоятельство. Его жена, видевшая Андрея, вспоминала, что тот держал в руках книги. Но когда чуть позже он сам столкнулся с мальчиком на углу улицы, Андрей был уже без книг и без пальто. «Я лично не сомневаюсь нисколько в том, что книги и пальто Андрюша оставил у Чеберяковой в квартире, — заявил Шаховской следователям, — <…> так как куда же он мог девать свое пальто и свои книги».

Ульяну Шаховскую в первый раз допросили официально 22 или 23 июля с аналогичным результатом. Она отказалась от большей части своих прежних показаний, заодно поведав кое-что о методах допроса Полищука.

В дополнение к прежнему своему показанию, добавляю следующее: Позавчера… я с Полищуком, своим мужем и агентом выпивали водку. От выпитой водки я так сильно опьянела, что решительно ничего не помню из того, что говорила агенту Полищуку.

Она по-прежнему настаивала, что Анна Волкивна якобы видела, как «Мендель», схватив Андрея в охапку, тащил его к печке. Однако Ульяна признала, что, рассказывая ей эту историю, Волкивна была «немножко выпивши». Позже выяснилось, что Полищук садился пить с Шаховскими, когда Ульяна возвращалась домой после работы, и продолжались их возлияния до трех часов утра.