Видя, что художник — человек нервический и добром его не успокоить, Серж выхватил наган и выстрелил Рубенсу прямо в харю. Тот, однако, оказался крепким орешком — от выстрела у него только усы осыпались, а сам он продолжал наступать и размахивать кистью, норовя ткнуть ею в глаз и, возможно, даже лишить Сержа зрения. Со второго выстрела отпала борода, и только от третьего художник пошатнулся и превратился в розовую толстую купчиху, как будто это не Рубенс был, а русский художник Саврасов. Купчиха затрясла мощными мясами и сказала басом:
— За что, Легран, убил ты меня предательским и изменным обычаем?
Серж похолодел: неужели и в купчиху стрелять придется — а патроны между тем закончились. Однако пригляделся и увидел, что это уже не купчиха никакая, а Анатоль собственной персоной. Тот делал гимнастические движения и перебирал на одном месте ногами, словно бы шел спортивной ходьбой. Вид у него, впрочем, был нездоровый — лицо землистого цвета, а в груди торчал нож, воткнутый туда по самую рукоятку.
— Эй, Серж, — кричал кадавр, — нечего спать, идем со мной тренироваться! Здесь, на том свете, места много, куда хочешь, туда и беги…
На этой неприятной фразе Легран проснулся и увидел серенький ленинградский рассвет, неторопливо разворачивающийся за окном. Он заснул, как был, в рубашке и брюках. Видимо, Семен Семенович побоялся его будить и оставил на диване на всю ночь.
Легран подумал, что вчера он все-таки перебрал и последний бокал, как всегда, оказался лишним. Надо было хотя бы разбавить его содовой, бросить льда — в общем, произвести все те манипуляции, которые производят старые алкоголики, чтобы сойти за приличных людей. Но какие, скажите, могут быть претензии к человеку, который убил сообщника и теперь, петляя как заяц, пытается уйти от ОГПУ?
В комнату осторожно заглянул Штюрмер. Увидев, что Легран проснулся, он с комическим достоинством поклонился, как это делали старорежимные мажордомы, и сказал, что все готово и можно ехать хоть прямо сейчас.
Легран взял паспорт, билет на поезд, в саквояж уложил непромокаемую куртку и болотные сапоги: он еще не бы уверен точно, но границу, вероятно, придется переходить пешком. Так, конечно, гораздо труднее и опаснее, чем на поезде но, как ни странно, меньше риска.
Серж попрощался со Штюрмером, велел от своего имени дать Георгию сразу два леденца и вышел на улицу.
Несмотря на дурацкие сны, настроение у него было неплохое. Легран, однако, и не подозревал, как близко он был к провалу. Всего в двух кварталах от дома Штюрмера шли по улице Загорский с Ганцзалином — на время пребывания в Ленинграде они сняли номер в гостинице, стоявшей прямо на Литейном.
Конечно, можно было поехать в бывший дом Нестора Васильевича, его дворецкий Киршнер по-прежнему проживал там и, нет сомнений, принял бы их с распростертыми объятиями. Однако это было неудобно по ряду причин. Во-первых, они привлекли бы к себе лишнее внимание со стороны новых жильцов. Во-вторых, Киршнер жил в одной небольшой комнатке, и троим там было бы тесновато.
— А в-третьих? — спросил Ганцзалин.
— А тебе мало уже имеющегося? — пожал плечами Нестор Васильевич.
Вот так и вышло, что они поселились в небольшой советской гостинице неподалеку от Финляндского вокзала. Однако теперь гостиница им больше была не нужна. Во всяком случае, Загорскому. Он собирался уезжать за границу.
— Как за границу? — не понял Ганцзалин. — Куда за границу?
— Для начала в Латвию, а там, скорее всего, в Париж, — отвечал Нестор Васильевич. — Боюсь, здесь мне больше делать нечего. Господин студент показал, что он не глупее нас с тобой, и, определенно, расторопнее. Он, видимо, считает меня чекистом. А коли так, Легран, безусловно, понимает, что раз я взялся за него, то легко не отстану. Поэтому у него два выхода: залечь на дно где-нибудь на конспиративной квартире и ждать, пока все утихнет, или уехать за границу — то есть туда, куда он так удачно сплавляет музейное имущество.
Загорский полагал, что прятаться прямо в Ленинграде Легран не станет. Во-первых, непонятно, сколько придется прятаться, а он, судя по всему, натура деятельная. Во-вторых, есть ли у него еще одна квартира, помимо той, которую они рассекретили? Снять новую при нынешних советских строгостях не так-то просто. И, наконец, если все-таки его обнаружат здесь, в России, от наказания ему не отвертеться. Могут дать и высшую меру. Поэтому, полагал Нестор Васильевич, Легран, скорее всего, попытается уйти за кордон. Загорский уже телефонировал Бокию, чтобы приняли меры на границе, но вряд ли Легран просто поедет на поезде. Впрочем, это уже не их забота. Их забота сейчас состоит в том, чтобы разобраться в ситуации на месте и понять, кто именно за рубежом заказывает вывоз шедевров. Для этого Нестор Васильевич и отправляется за кордон.
— А я? — спросил помощник несколько обиженно. — Я куда отправляюсь?
Ганцзалин по задумке хозяина должен был остаться в Ленинграде и попытаться разобраться в том, как работает преступный бизнес.
— Это будет непросто, — заметил китаец.