Дело двух Феликсов

Очень непросто, согласился Загорский. И, однако, придется этим заняться. Более того, на время Ганцзалин переквалифицируется в оценщика и искусствоведа.

— А это еще зачем? — удивился помощник.

— Производственная необходимость, — загадочно отвечал Нестор Васильевич.

Глава девятая. Жадная пасть болота

Ледяная мертвая вода подступила к горлу, минута-другая — и захлестнет, польется в рот, в нос, в уши; не ты ее будешь глотать — она тебя.

Какая все-таки глупость — этот поход с незнакомым проводником через болота! А еще глупее было дать ему аванс. Вот он и завел Леграна в топь, а сам исчез, как сквозь землю провалился, что в подобных обстоятельствах звучит дурным каламбуром, но очень похоже на правду.

Наверное, так чувствовали себя польские войска, завлеченные в топи вотчинным старостой Иваном Сусаниным. Наверное, в последний миг, когда вода подходила уже к онемевшим ртам, повернулся к ним страшный русский бородач, заухал выпью, закричал кикиморой: «Батюшку-царя вам надобно, сучьи дети? Русской землицы захотелось? Вот тебе землица, выкуси, похлебай болотной водички, литвин поганый!» И нырнул в топь, как водяной, и утопил, утопил всех до единого. Не исключено, что как раз-таки в этом самом болоте. Вероятно, лежат они там на страшной глубине, и не только тела их, но и души пленены дьявольской топью. Впрочем, нет, это он ошибся. Душегубский свой подвиг Иван Сусанин, кажется, совершил где-то возле Костромы, за что и был посмертно взыскан царскими милостями.

Но он-то, Легран, никакой не литвин и не поляк, он — чистокровный русский француз. За что, спрашивается, его топить в болоте, кому от этого будет лучше? Люди набожные, вероятно, скажут, что такая вышла ему кара от милосердного Господа. Но Серж в Бога не верил, следственно, и Вседержителю до него не должно быть никакого дела. В конце концов, смерть можно было выбрать другую — более веселую, эстетическую, понятную трудовым массам. Ну, например, от цирроза печени или от несчастной любви. Или от чего-то такого же сумасшедшего и романтического. Но тонуть в болоте? Душно, господа, душно, вонюче, отвратительно и некрасиво.

Может быть, все-таки позвать на помощь? Открыть рот пошире и гаркнуть: «СОС! Помогите!» Вдруг мимо будет идти какой-нибудь грибник и спасет, родимый, несчастного шпиона, который столько доброго людям сделал на своем веку. Впрочем, откуда здесь грибник, какой нормальный грибник полезет за грибами в трясину? А кто вообще сказал, что грибники — люди нормальные? Если разобраться как следует, это же просто психи, настоящие помешанные. Ну кто, кто в своем уме будет выковыривать из земли ослизлые, пахнущие прелью и разложением кусочки, которые и не растения даже, и не животные, а так, черт знает что! И это не говоря уже о том, что половина этих грибов ядовиты, а другую половину в рот взять нельзя, настолько они противные.

Ну ладно, думал Легран, пусть не грибник появится, пусть охотник. Мог ведь он гнать, например, лося или кабана, зверь бежал и бросился в трясину в надежде хоть так уйти от преследования. Но нет, нет, и это вряд ли. Не говоря уже о том, что нельзя, ни в коем случае нельзя, попав в топь, кричать и дергаться, в противном случае трясина тебя засосет в десять раз быстрее. А если затихнуть и расслабиться, то не исключено, что всплывешь на поверхность, ну, все равно, как какая-нибудь дурно пахнущая субстанция. А и черт с ней, что дурно пахнущая, главное, чтобы живым остаться, а остальное детали!

Вот поэтому и сидел сейчас Легран в трясине по самые плечи и не решался ни пошевелиться, ни даже крикнуть. Сколько ему так еще сидеть? Может, десять минут, может, полчаса. А что потом? Потом, очевидно, неизбежный конец.

Однако где же совершил он ошибку? Кого не надо было убивать или, напротив, кого надлежало убить дополнительно? Вероятно, следовало убить Загорского и его косоглазого помощника, но они, судя по виду, люди серьезные и вдобавок чекисты. А за убийство чекиста его коллеги могут устроить человеку настоящий ад на земле. Впрочем, Леграну и без того устроили ад: пришлось бросить все и бежать сломя голову. В противном случае… даже страшно подумать, что могло быть в противном случае.

Отвлекшись, Легран немного пошевелился, и грязная болотная жижа плеснула ему в губы. Он отплюнулся и снова подумал, как это унизительно для мыслящего человека, особенно такого ловкого, как он, взять и утонуть в каком-то паршивом болоте. Да, от ОГПУ он ускользнул, но, как выясняется, не ускользнул от смерти. Великая утешительница догнала его и дала прямо в зубы — весьма, надо сказать, некрасиво и болезненно для самолюбия.

Сколько он уже сидит в трясине — десять минут, двадцать, полчаса? Вероятно, не меньше, потому что совершенно перестал чувствовать руки и ноги. Наверное, это переохлаждение. Какие, интересно, болезни заработал он за полчаса сидения по уши в болоте?