Дело двух Феликсов

Однако сбежать ему не удалось. Кто-то очень сильный цепко взял его под руки с двух сторон. Раскольников закрутил головой — по бокам стояли господа, сидевшие с Леграном в кабаре. Один их них выудил из кармана филера финку и швырнул ее прочь.

— Поговорим? — сказал Легран, подойдя вплотную, и Раскольников почувствовал, как в лоб ему уперлось пистолетное дуло, холодное, как могила…

Глава четырнадцатая. Слуга черной богини

Загорского разбудил осторожный стук в дверь. По привычке он проснулся мгновенно, рука легла на пистолет, спрятанный под подушкой. Впрочем, нет. Лечь-то она легла, но никакого пистолета на месте не обнаружилась.

Однако и воры тут, в Поднебесной, промелькнула в голове шальная мысль, пистолету прямо из-под подушки ноги приделали. Но уже в следующий миг он все вспомнил — он не в Китае и не в России даже, а во Франции, в гостях у князя Юсупова. Служебное оружие дипкурьера он сдал, и теперь из всего вооружения у него — только зубы и ногти. С другой стороны, как говорит Ганцзалин, был бы Загорский, а пистолет найдется.

Робкий стук снова повторился. Нестор Васильевич глянул на часы. Однако уже восемь утра. Все приличные старички его лет спят мало, а он по-прежнему готов вставать сколь угодно поздно. Видимо, он неприличный старичок. Если вообще старичок. Возможно, старость каким-то странным образом отсрочила свой приход. Может быть, свою роль сыграли даóсские практики, которыми Нестор Васильевич занимался с юности, может быть, активный образ жизни.

— Это не жизнь никакая, а скачки с препятствиями, — жаловался Ганцзалин. — Полдня мы бегаем за врагами, полдня — от врагов.

— Ничего, — отвечал Загорский, — зато когда придет время свидания с Яньвáном[35], ты предстанешь перед ним здоровый и бодрый, как огурчик.

Ганцзалин на это заметил в совершенно русском духе, что в гробу он видел Яньвана, а также бодрость и здоровье, если за это приходится платить такую цену. Люди почтенные вроде них с хозяином должны проводить остаток лет в занятиях тоже почтенных и неторопливых, то есть в покойном окружении юных красоток, а не скача, как призовые кони, из одной страны в другую.

От воспоминаний Загорского отвлек третий стук в дверь, чуть более настойчивый, чем первые два. Тут надо сказать, что, много лет изучая Китай и общаясь с носителями древней культуры, он и сам кое-что от них усвоил. Например, принцип недéяния, он же увэ́й. Обычно иностранцы думают, что недеяние состоит в том, чтобы ничего не делать. Тяжелая и грустная ошибка, друзья мои! Увэй состоит не в том, чтобы лежать на берегу и ждать, пока мимо проплывет твой собственный труп. Увэй означает, что не нужно делать ничего, противоречащего естественному ходу вещей.

Но как же определить, что соответствует естественному ходу вещей, а что ему противоречит? В этом и состоит основная проблема, которую многие пытаются, да не могут решить до конца жизни. Так или иначе, практический смысл всей этой философии состоит в том, что не нужно торопиться там, где можно не спешить. Именно поэтому Загорский не торопился откликаться и открывать дверь. Это испытанный китайский способ — если притаиться и ничего не делать, проблема, может быть, рассосется сама собой.

Судя по тому, что постучали в четвертый раз, проблема рассасываться категорически не желала. Загорский выскользнул из кровати, прыгнул в брюки, накинул пиджак и громко сказал: «Прошу!»

Дверь открылась. На пороге стоял маленький нелепый человечек с неловкими, как у марионетки, движениями. Он держал голову слегка набок и улыбался жалкой и в то же время хитроватой улыбкой. Увидев Нестора Васильевича, он рухнул на колени и замер, виновато склонив голову вниз. Нестор Васильевич разглядывал незваного гостя с некоторым любопытством. Наконец человечек поднял голову. В глазах его блестели слезы.

— Ваше сиятельство… — прошептал он. — Ваша светлость…

И снова умолк, умоляюще глядя на Нестора Васильевича.

— Если вам непременно хочется меня титуловать, то обращайтесь ко мне просто — ваше превосходительство, — холодновато сказал Загорский. — Это будет соответствовать моему чину согласно табели о рангах Российской империи.

— Ваше превосходительство, — сказал человечек, — убейте меня.

— С удовольствием, — кивнул Загорский, — однако для начала представьтесь, кто вы и почему беспокоите меня в такую рань.

— Я — Буль, — отвечал человечек, — тот самый злосчастный Буль, о котором вы наверняка много слышали. Изволите ли видеть, я наполовину русский, наполовину датчанин и наполовину британец…

— Всего, таким образом, в вас одного вмещается целых полтора человека, — прервал его Нестор Васильевич, который был силен в математике еще со времен кадетского корпуса. — Вас бы надо показать Эйнштейну или другому понимающему человеку, вы же просто опровергаете все законы физики.

— Вам угодно смеяться надо мной, — горько заметил Буль, — а между тем я пришел покаяться в тяжелейшей своей вине.