— И вы отправились в банк, сняли со счета сто долларов одним банкнотом, и затем под покровом ночи отправились в этот дом, и мудрили над замком, чтобы в него пробраться?
— Если вам угодно представить это подобным образом, то да.
— И вы хотите, чтобы суд поверил, что ваши намерения были абсолютно чисты?
— Да, ваша честь. Да, сэр.
— Ну так вот, я в это не верю, — заявил судья Черчилль. — Не думаю, что вы говорите правду. Я полагаю, что вы сняли со счета эту сотню долларов ради низменной цели. — Судья Черчилль сверкнул глазами в сторону окружного прокурора. — Это ваш свидетель, господин окружной прокурор, — сказал он. — И суд собирается сообщить вам здесь и сейчас, что я не верю его показаниям.
— Не смею протестовать, — сказал Гамильтон Бюргер.
— Суд полагает, что имела место попытка втянуть эту молодую женщину в дело о воровстве. Это дело попахивает сговором, насколько мы понимаем.
— Но, ваша честь, у нас имеются и другие улики. Мы намереваемся доказать, что обвиняемая под покровом ночи совершила тайный визит в дом Софии Этвуд в то самое время, когда на хозяйку было совершено нападение; ее отпечатки пальцев обнаружены на коробке, из которой были изъяты деньги; и мы можем представить весьма солидное количество совпадений, свидетельствующих о краже и о нападении, целью которого было сокрытие этой кражи.
— Если она стащила деньги в тот вечер, — поинтересовался судья Черчилль, — зачем же ей было возвращаться и нападать на Софию Этвуд?
— Мы признаем, что не имеем ясной картины ее мотивов, — признал Гамильтон Бюргер.
— Итак, если вы намереваетесь представить и другие улики, я не собираюсь вас отговаривать, — заключил судья Черчилль. — Но что касается этого свидетеля, суд просто не верит его показаниям. — И судья откинулся на спинку кресла, давая понять, что разговор окончен.
Бюргер, очевидно, затеял внутренний спор с самим собой. Он думал, не стоит ли попытаться реабилитировать свидетеля, затем отказался от этой мысли.
— Очень хорошо, мистер Бэксли, — сказал он. — У меня больше нет к вам вопросов.
И тут Бэксли прорвало.
— Ну хорошо, хорошо, хорошо, — неожиданно заговорил он. — Я расскажу вам истинную правду. Я отправился туда, чтобы помочь обвиняемой, а не для того, чтобы ей навредить.
Мейсон резко повернулся к свидетелю:
— Каким же образом вы намеревались ей помочь?
— Я намеревался взять этот стодолларовый банкнот и подбросить его, но не в спальню обвиняемой, а в стенной шкаф Софии Этвуд.
Шляпную картонку кто-то сбросил с полки. Я намеревался предложить тщательно обыскать стенной шкаф, основываясь на версии, что кто-то мог столкнуть коробку с полки — может быть, мышь или крыса, — и поэтому крышка с нее свалилась, а стодолларовый банкнот залетел куда-то — может быть, попал в одежду или в обувь. Я понимал, что полиция обыскала комнату обвиняемой, но они не обыскивали тщательно стенной шкаф.
Тогда, если бы они нашли в шкафу этот стодолларовый банкнот, они бы признали, что это и есть тот самый, который вылетел из шляпной картонки, а значит, вообще не было никакой кражи, и доброе имя обвиняемой было бы восстановлено.
Мейсон в задумчивости уставился на свидетеля:
— А с чего это вы так беспокоились о том, чтобы очистить доброе имя обвиняемой? До такой степени, что даже взяли из своих собственных денег сто долларов и преднамеренно подделали улику?
— Мои мотивы — частные и глубоко личные, — с достоинством сказал Бэксли. — Но я также скажу и следующее: если обвиняемая сможет доказать факт своей непричастности к преступлению, а стодолларовый банкнот будет все еще не найден, тогда подозрение падет на меня; а ввиду некоторых моих дальнейших планов я просто не могу позволить себе подпасть под подозрение. Итак, вот вам правда.
Несколько секунд Мейсон стоял неподвижно, задумчиво глядя на свидетеля, а затем сказал кратко:
— У меня все.
— Минуточку, — вмешался судья Черчилль. — Я хотел бы спросить свидетеля, почему же он не открыл нам этой правды раньше.
— Потому что я не хотел признавать, что пытался подкинуть в шкаф стодолларовый банкнот.
— Вы понимали, что дали присягу перед тем, как встать на свидетельское место?
— Разумеется.
— Вы скрывали факты: вы пытались солгать, утверждая, что не помните, когда вы получили этот стодолларовый банкнот; вы пытались убедить нас в том, что этот банкнот оказался у вас случайно; вы скрыли мотив, в соответствии с которым пробрались в дом.
— Ну хорошо, я сделал все это, хотя не должен был этого делать, — сказал Бэксли. — Но вы не можете обвинить меня в том, что я пытался подделать улики, обвиняющие подсудимую. Я пытался помочь ей выпутаться из неприятностей, в которые она попала по своей собственной воле.
— Вы не говорили этого окружному прокурору?
— Разумеется, нет.
Судья Черчилль сказал: