Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

Днем все было как обычно: умыванье чужими руками, утренний стакан молока, посещение врача, почта с письмами из России и прочих стран, мучительные попытки написать что – то в ответ, снова молоко – в день ему было прописано 11 стаканов, потом бесмысленный день в постели, когда радость приносят только звуки, доносящиеся снизу, от Полины, в часы ее занятий с ученицами. В полдень на минутку забежала Клоди, обдав свежестью январской морозной улицы, запахом духов, прелестью очаровательной тридцатилетней француженки, удачно вышедшей замуж, но не боящейся флирта и легких приключений. Ее и младшую дочь Полины, Марианну, он любил как своих дочек, даже больше; его родная дочь Полинетта и вполовину не была ему так близка; что до Поля, в котором многие находили сходство с ним, – оба относились друг к другу настороженно, даже предубежденно, что не помешало ему подарить подрастающему, подающему надежды музыканту скрипку Страдивари. Девочек Виардо он также обеспечил приданым, да и этот дом на улице Дуэ, где он жил на правах квартиранта, куплен был на его деньги. Полновластной хозяйкой дома была однако Полина, и это нисколько не противоречило его собственному желанию, что бы по этому поводу ни говорили его русские друзья.

Днем ему думать не хотелось. Зато ночью, когда Полина оставила его одного в компании ночника и колокольчика, он снова вернулся к вчерашним мыслям. К той странной встрече и вопросу незнакомца: «Кто она, ваша Симонетта Веспуччи?»

Ее имя в их семье было предано забвению. Матушка запретила о ней упоминать – ни устно, ни в письмах. Екатерина Шаховская. Княжна Катенька Шаховская. Матушка уничижительно звала ее «поэтка», так как она писала и печатала в журналах стихи и поэмы. Романтическая душа. До сих пор ему непонятно, как такая девушка, в которую нельзя было не влюбиться и которая легко могла покорить и женить на себе любого встреченного ею мужчину, как она стала любовницей женатого человека, его отца. Безоглядность юности? Любовь, разрушающая моральные преграды и условности света? А отец? Разве он не понимал, что губит эту молодую жизнь? Сейчас ему кажется, что отец попросту не успел. Умер раньше, чем смог что – то сделать для своей любимой… Умер в сорок лет. Знал ли он, что у его связи были последствия? Что у княжны был от него ребенок? Конечно, знал. Знала ли об этом матушка? Бесспорно. Она не была глуха и слепа, будучи старше отца и не обладая прилекательной внешностью, матушка не могла расчитывать на его верность, но хотела хотя бы соблюдения приличий. Между тем, отец поселился отдельно, словно и не было у него жены и сыновей, сплетни и толки о его связи долетали до ушей соломенной вдовы, долетали и до них с братом. Было ему в ту пору пятнадцать, и он ничего не понимал ни в жизни, ни в любви; сказать по правде, он и сегодня, на краю жизни, понимает в них не намного больше. Катя Шаховская. Сама весна и радость, сероглазая, светловолосая, живая – дивная, умершая в 22 года, как та, которую любил гениальный художник…

Поразительным образом все события того печального времени слились в один нитяной клубок, который вдруг стал разматываться с неимоверной быстротой.

Лето 1833 года, когда родители объединились на даче возле Нескучного, как потом оказалось, только для того, чтобы через месяц окончательно разъехаться – матушка обнаружила, что отец тайно встречается с возлюбленной; его поступление в университет, перевод в Петербург, отъезд матушки – одной – на лечение за границу, неожиданная смерть отца, отцовы похороны в отсутствии жены, даже не подумавшей поспешить к осиротелым детям и вернувшейся только через восемь месяцев после похорон. Все это как картины какого – то кошмарного и чужого сна следовало одно за другим и не доходило до его сознания. Как всякий юнец, он не хотел тогда думать о мраке и смерти, прогонял от себя морок, уходил в свои сферы – поэзию, науки, латынь…

Отец умер в 1834, матушка вернулась в 1835, а через год, в 1836, умерла княжна Шаховская. Правда, была она уже не Шаховская, а Владимирова. Даже до него, тогда студента, казалось, полностью отключившегося от всего происходящего, доходили слухи о ее катастрофическом замужестве – ее избранником стал бедный вдовец – чиновник, служащий почтового департамента, без имени, без денег, без положения. На что еще могла она расчитывать после истории с отцом?

Все в этой судьбе напоминало о роке и пахло смертью и тленом. Но было в ней и другое – был росток новой жизни, зеленый вешний росток, несший семя его отца…

* * *

Следующий день прошел как и предыдущий. Болела спина от лежанья, но перевернуться по – прежнему было невозможно из – за возникающей тотчас резкой боли. Он старался не стонать и «не мучить окружающих» своими просьбами.