Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

– Что я за персона, Авдотья Яковлевна, чтобы из – за меня царя убивать? Но боялся меня царь – это правда, надеялся, что умру сидючи в остроге посреди тайги и болот. Да я – вот он, а где царь – батюшка? Вы бы не стояли на сквозняке, голубушка, – простудитесь. Кто тогда за больным Николай Алексеичем присмотрит!

И он удалился своей неслышной походкой, ступая не совсем уверенно, так как был сильно близорук.

Я свидетельница, что роман, написанный Николаем Гавриловичем в каземате Петропавловки и тогда же волею чудесных обстоятельств напечатанный в Журнале, очень многих спас от безнадежности, подсказал, как жить и что делать. Меня же при первом чтении бросило в жар – я увидела в героине себя. Все совпадало: безрадостное детство, деспотичная, алчная и хитрая мать, готовая торговать дочерью… человек, который спас девушку из семейного ада и «вывел из подвала», и даже новая любовь, пробудившаяся у нее к другу этого человека…

Мне казалось тогда, что все прочитавшие роман смотрят на меня с особенным любопытством – как на прототип для Николая Гавриловича. Какова же была моя радость, когда я обнаружила, что и здесь Николай Гаврилович обхитрил всех. Знакомые литераторы искали и находили «прототипов» романа где угодно, только не у себя под носом, в редакции Журнала. Да и то верно, что не подходили Пан – в и Некр – в под категорию «новых людей». Мне же невозможно было избавиться от тайной уверенности, что Вера Павловна в своем зародыше – это я.

Много раз я слышала, что жена Николая Гавриловича, послужившая прототипом для «дамы в трауре», оказалась «сильно приукрашенной». Жена – де была ему неверна, изменяла даже до его ареста, а он, человек в быту близорукий и рассеянный, или не замечал этого или не хотел замечать. Какие странные люди! Он любил ее, любовался ее живостью и женской прелестью, ему нравилось, что она весела, что всегда окружена поклонниками. Он предоставлял ей полную свободу и, что бы она ни делала, готов был понять и оправдать.

Не в этом ли тайна любви? Любящий видит в любимой то, чего не видят другие, – лучшее, сокровенное, может быть, и то, чего нет, – на то и любовь. И в главном оказалась она ему вровень. Родила ему трех сыновей, подняла их одна, без мужа. Издалека давала ему силы переносить ежедневную каторгу. Как только перевели его из Вилюйска в Астрахань, поспешила на пароход, чтобы жить вместе. Если бы в Сибири жил он в человеческих местах и условиях, поселилась бы с ним и там…

Мне Ольга Сократовна нравилась, она сильно отличалась от типичной «писательской» жены – злобно ревнивой, скучной, питающейся сплетнями. Жена Бел – го (а он женился поздно на сухой классной даме) запрещала мужу приходить к нам в дом, так как «ей говорили», что он «подозрительно» весел в моем обществе. От Ольги Сократовны ничего подобного ждать не приходилось. А характер… у кого из нас он ангельский?

Повторюсь: из всех окружавших меня мужчин только Николай Гаврилович вел себя по отношению к женщине как подобает. Без сомения, и в будущем этот особенный человек останется нравственным примером для человечества, если только в ком – нибудь не возобладает зависть и тяга к сомнительной и дешевой славе «ниспровергателя».

* * *

В тот зимний день 1855 года редакция бурлила. Вечером должен был состояться традиционный ежемесячный обед, знаменующий выход очередной книжки Журнала. В такие дни, падающие на паузу между номерами, в редакцию набивалось большое число посетителей: литераторы, печатающиеся в Журнале, читатели, сочувствующие направлению, праздношатающаяся публика, разносящая новости, слухи и свежие сплетни, провинциалы, недавно приехавшие в столицу и мечтающие «приобщиться» к новейшим идеям…

Центром кружка, образовавшегося в приемной, как всегда в отсутствие Тург – ва, был остроумный и верткий полуфранцуз Григ – ч. Он рассказывал какие – то последние анекдоты, занесенные с «полей войны». Смеялись невесело, так как военные «успехи» не радовали. Некр – в долго не появлялся, он – что было необычно – заперся в своем кабинете с Тург – ым и о чем – то с ним совещался.

После полудня, когда они оба вышли в приемную – к этому времени праздный народ уже разошелся, – неожиданно явился молодой, сильно смущаюшийся и прятавший свое смущение под бравадой граф Л. Тол – й. Всего несколько месяцев как он вернулся из – под Севастополя, а за три года до этого, служа на Кавказе, прислал в редакцию рукопись своего первого произведения, подписанного инициалами. Повесть называлась «Детство», и Некр – в, увидев в начинающем авторе признаки крупного таланта, опубликовал ее в Журнале. Так граф Тол – й сначала заочно, а затем и во плоти – явившись в редакцию – сделался нашим весьма привечаемым сотрудником.

В тот раз он остановился в уголке, у окна, скрестив руки на груди; всех так и подмывало на него взглянуть – молодого, бодрого, в военном мундире, еще хранящем запах передовой…