Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой

– Посмотрите, может, оно вам подойдет. Это подарок мадам Мари. Мне оно не налезает даже на мизинец.

Колечко оказалось мне впору. Я поблагодарила Кароля, снова взглянула на убогую обстановку и подумала, что обязательно должна сюда вернуться.

Через неделю я привезла на извозчике несколько коробок – занавески, покрывало для дивана, посуду, постельное белье… Хозяин с открытым ртом смотрел, как преображается его жилище. Был он одиноким, слабым, мало защищенным от жизни музыкантом. Я вспомнила, что именно о нем Мари сказала когда – то: не то. Но «того» не было. Когда мне становилось совсем плохо, я брала извозчика и ехала на окраину Парижа, теперь уже не «к Мари», а к Каролю.

* * *

Была ли я виновата перед Мари? Растратила ли я ее деньги? Нет, все операции производили мужчины. Некр – в прятался за моей спиной, как за ширмой. И когда в сентябре 1857 года я получила от него из России то ужасное письмо, я подумала, что он сошел с ума: ведь он прекрасно знал, что не я воспользовалась деньгами Мари.

Но было, было на моей совести одно дело, которое мучило и продолжает меня мучить. Оно тоже связано с огар – ими деньгами. В тот год, когда умерла Мари, не стало и моего отца. Они ушли одновременно, и смерть Мари отняла у меня единственную подругу, а смерть отца – человека бесконечно далекого и чужого, но от которого зависело мое благосостояние. Отец выплачивал мне ежегодный пенсион, с его уходом я лишилась этих, хотя и небольших, но верных денег.

Мои заработки одного из авторов «Современника» были ненадежны, я знала, что, уйди я от Некр – ва, и меня тут же перестанут печатать, а стало быть, прекратятся и мои гонорары. Впоследствии так и произошло. Небольшие деньги шли от Пан – ва, но финансовой основы для жизни у меня не было никакой.

Я с ужасом это поняла, когда лишилась денежной поддержки отца. Страх закрался в душу, я почувствовала себя висящей над пропастью безмужней и бездетной стареющей женщиной, не имеющей никакого капитала за душой. И тут, как на грех, подвернулся Шаншиев. Он посоветовал мне взять «взаймы» часть огар–ских денег и пустить их в рост. К этому совету он присовокупил адрес вполне солидной банковской конторы, торгующей акциями.

Страх загнал меня в тупик, и выбора у меня не было – или прибегнуть к деньгам Огар – ва и заработать на них капитал, чтобы потом вернуть взятое, или остаться без копейки на черный день. Контора, куда вложила я деньги, прогорела буквально в том же году. Деньги испарились. Но сумма была совсем небольшая, и Мари уже не было в живых…

* * *

Поездка в Италию стала рубежной вехой наших отношений с Некр – ым. Была она одновременно и взлетом – чувств, желаний, умолкнувших было надежд – и глубокой скалистой пропастью, куда все это безвозвратно кануло. Италия стала и храмом, и кладбищем нашей любви.

В конце лета я оставила Париж и отправилась в Вену. Вот уже несколько месяцев я ничего не знала о Некр – ве. Как вдруг получила от него письмо, где он сообщал, что едет на леченье в Италию, проездом будет в Вене, и, если мне «будет угодно», мы могли бы встретиться – в три часа дня в Венском зоосаде.

Ровно в три часа я стояла у желто – зеленого, похожего на китайский домик замка Шенбрунн, в парке которого помещался зоосад. С подножки извозичьей кареты спрыгнул господин в надвинутой на лоб шляпе. В руке у него было что – то завернутое в тонкую бумагу. Я не сразу узнала Некр – ва – он был в коротком модном сюртуке, шел бодрой походкой и – что было невероятно – улыбался. Подошел – и улыбка погасла, словно он испугался меня. Мы стояли и глядели друг на друга, всматриваясь в новые, изменившиеся черты. Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, он тер кулаком покрасневшие глаза.

Я схватилась за пакет.

– Что здесь?

В пакете оказалась чайная роза на длинном нежном стебле. С нею в руке я ходила от клетки к клетке, рассматривая маленьких пони, оленей с рогами, напоминающими чугунные петербургские решетки, пингвинов и греющихся на солнышке ленивых котиков. Некр – в радовался зверям как родным: здесь была его стихия; он по – мальчишески строил гримасы обезьянам, каким – то особым рычаньем приветствовал медведя. Перед дверью в птичник мы остановились. Некр – в рвался к павлинам, журавлям и фазанам, виднеющимся сквозь стекло, чуть не силой увлекал меня за собой. Но птичник осматривал он один. Я туда не пошла.

* * *

Сентябрьский Рим оказался еще лучезарней, чем августовская Вена.

Лечебным было все – небо, воздух, здания и сами римляне, красивые, беззаботные, будто созданные для счастья. Здоровье возвращалось к Некр – ву с каждым глотком этого воздуха, с каждым проведенным под этим солнцем днем. Гостиница на площади Испании, нас приютившая, была удобна и располагалась в самом центре города. Отсюда мы совершали долгие прогулки по Риму, на каждом шагу встречая знакомых и незнакомых соотечественников. Неподалеку от нас поселился тот самый бывший уральский заводчик – литератор П. К., который так пристально глядел на меня и Некр – ва в самом начале нашего сближения.