Дело одного дня

Внутри здания, спекулянтов ожидали котировки отражающие настроения игроков, а не цены, как это принято видеть. В зале торгов постоянно кто-то бегал, предлагая купить или продать бумаги по наилучшей цене, и купив бумаги у этого человека, неожиданным образом выяснялось, что цены были ещё выгоднее у другого продавца, пробегавшего рядом. Цены постоянно менялись. Продавцы уверяли, что сейчас самый выгодный момент для покупки. Те же самые продавцы выкрикивали падальщикам из окон цены на котировки, делая надбавки за свои услуги, чтобы те платили и оставались в долгах. Так создавались манёвры для махинаций, где можно преуспеть и обогатиться на стервятниках тротуара. Определенная каста людей жестами показывали движения котировок, и пальцами указывали то два, то три лота к покупке. Это был свой язык, позволяющий быстрее передать информацию коллеге по финансовому цеху.

Здесь же его брат построил финансовую империю.

Его брат, Иосиф, не отличался хорошим тоном, нравом. Он человек предпринимательского склада ума, и считал, что этикет и благородные манеры лишь мешают делу. В частности прозябание и «мягкотелость» – как Иосиф выражался – ведут к краху на бирже, где царит конкуренция и постоянная борьба за потоки денег. Рынок не позволит быть моральным по одному верному постулату, о котором должны знать все спекулянты: «если ты зарабатываешь, значит, кто-то теряет, и наоборот», а наоборот никто не хотел. Человеку свойственно думать о себе, как о гении или смышлёном маклере, но реальность оказывалось другой. Даже если ты каким-то образом остаешься «моральным» в этом деле, то бывают периоды, когда рынок вмиг силой заставит поменять взгляды и представления о нем. Если и это не поможет, тогда тебе не место здесь, и ты добыча местных акул.

Экипаж шел далее, начался дождь. Транспорт заносило то влево, то вправо, создавая чувство неминуемой аварии, но все проходило, машина выравнивала положение и проезжала музыкальный тоннель.

Так он был назван в честь быстротечных музыкантов. Их слава напоминала камень, выпущенный из рогатки вверх, не достигающего безмерности жизни облака, и бьющийся, похожий на водопад, об твердую поверхность. Полет в секунды рушил сотни жизней вкусивших сок известности, и страдающих от его недостатка. Тоннель создали для музыкантов, желавших остаться в веках, уповая на свою гениальность, но, по недоразумению, не угодившим новым вкусам публики. Музыкантам ваяли миниатюрные статуи, впечатывая в тоннель. Так набиралась добрая сотня-вторая из статуй, среди которых больше изваяний лиц с неестественным цветом кожи.

«Неестественники» стали вершителями тренда деревянного исполнения музыки, покоривших звучанием практически всех жителей. Тонкими вибрациями, порой, не понимая сами, они влияли на моду и общественный такт. Местные музыканты подражали им, где-то с успехом, но быстро вымирали и становились ненужными творениями музыкального тоннеля.

И после тоннеля экипаж подъехал к мэрии.

Мэрия – греческий акрополь, построенный из белого камня, с отблеском света от тьмы. Она возвысилась в центре мегаполиса, возвышаясь над каждым существом и зданием, делая его, в сравнении с собой, еле заметным объектом.

Перед входом, смертного встречали статуи деятелей Города, стоящие в ряд, образующие ровную линию. Рядом воздвигнуты колонны с высеченными надписями напутствия продолжения великих дел потомкам.

Пройдя внутрь, Емельяна сразу встретил министр дипломатии, которому необходим был отчет о проделанной работе.

– Что там с отчетом, Векселеров? – с порога начал тот. – Как поработала ваша жандармерия? Вы что-нибудь сделали? Жду отчет сегодня вечером у себя.

– Непременно будет сделано – ответил Емельян, и направился в свой кабинет, проходящий через главную канцелярию мэрии.

Tabularium.

Сюда постоянно стекались заявления граждан, купчие, извещения о выплатах налогов, запросы и координационные советы бюрократам, и самые важные документы в жизни человека: свидетельство о рождении, о браке, паспорт и их подобных. Без канцелярии жизнедеятельность Города затормозилась бы в разы.

В стенах платоновской пещеры бумаг ничто не могло выделяться, за исключением масштабов – огромные территории Чингизидских клерков насчитывались в тысячу голов под бои вечно пишущих машинок, гудки пышущих носов, выделяющегося пота канцеляризма, засаленных воротничков. Отделы работали круглосуточно, смена сменялась сменой, не оставляя пустого рабочего места. Кипы бумаг разлетались по воздуху, а некоторые доставлялись бумажными официантами, приходящих и отпускающих: «Ваша порция, сэр». Канцеляры дали название сему – «кишечник», из-за не тормозящих конвейеров бумаг, переваривающих миллионы и миллионы людей и документов.