Дело побежденного бронтозавра

— А вот это вы врете, — неожиданно прервал его Ганцзалин. — Китайцы могут разбавить все что угодно, даже застывший цемент, но чай всегда продают высшего качества. Это альфа и омега, это всем известно.

— Слушайте, зачем такие сильные слова, — огорчился Исаак Моисеевич, — зачем сразу вру? Может быть, конечно, я не большой специалист, может быть, я заблуждаюсь, но честное благородное слово, чай у меня прекрасный. А если не верите, можете попробовать сами…

Статский советник прервал его.

— Я вижу, вы удивительно упрямый человек, — сказал он, хмурясь. — Вы полчаса морочите нам голову каким-то Тифонтаем, наследником цесаревичем, японскими макаками, китайским чаем, а о деле говорить не желаете. Неужели вы хотите, чтобы вас допрашивали в жандармском отделении? Время сейчас военное, они церемониться не станут.

Зильбер отвечал, что, если так нужно отечеству, он, конечно, готов пойти и в жандармское отделение, и на каторгу, и куда угодно. Но только он ни в чем не виноват, и стыдно им подозревать честного человека в шпионстве.

Загорский посмотрел на Ганцзалина. Откуда такая твердость в обычном еврейском торговце? Однако помощник ничего не успел ответить, потому что снова вмешался Исаак Моисеевич.

— Все это потому, господа, — сказал он с неожиданной важностью, — что я не чувствую за собой никакой вины. И вы сейчас сами во всем убедитесь. Я предлагаю вам прямо здесь, сейчас, купить у меня любой товар с десятипроцентной скидкой. И если после этого вы найдете в нем какой-нибудь изъян, то либо я отдам его вам совершенно бесплатно, либо вы тут же, на месте, расстреляете меня по законам военного времени.

Загорский и Ганцзалин снова обменялись взглядами. Дурака валяет, ясно говорил взгляд помощника. Да, но как ловко, отвечал взгляд статского советника.

— Значит, купить у вас любой товар? — повторил Нестор Васильевич. — Извольте. Я бы хотел купить вон ту куклу…

И он пальцем указал на небольшую куклу с черными волосами в розовом платьице, которая притулилась сбоку от самой нижней полки, почти под прилавком, так что заметить ее мог только зоркий взгляд статского советника.

Зильбер сглотнул.

— Куклу? — повторил он, что-то соображая. — Тут вышла ошибка, эта кукла здесь случайно, она не продается. Да и зачем вам кукла, господин советник, если у меня есть прекрасное вино, как раз для такого шикарного человека, как вы… А впрочем, если хотите, берите и куклу, берите бесплатно, — вдруг спохватился он, — она тут ни к чему.

И он буквально всучил куклу статскому советнику.

— Вот тебе и ответ на наш вопрос, — сказал Загорский помощнику, рассматривая куклу. — У господина Зильбера есть маленькая дочка. Нет нужды рассказывать, как трепетны еврейские отцы, как они обожают своих детей. Впрочем, будем справедливы, не только еврейские. Я полагаю, он не предлагал своих услуг японцам, те сами к нему пришли. Почему именно к нему? Ну, во-первых, китайцы и корейцы под подозрением, жандармы знают, что среди них много японских агентов. А евреи, несмотря не некоторое ущемление их прав, считаются у нас людьми вполне благонадежными, не говоря уже о том, что они русские подданные.

— А что во-вторых? — спросил Ганцзалин.

— Во-вторых, как мы с тобой уже убедились, Зильбер — чрезвычайно ловкий и оборотистый господин, способный заболтать любого и заморочить голову самому черту. Одним словом, выбор японцев пал на него. Но как же было заставить его служить им не за страх, а за совесть? Очень просто — пригрозить, что они убьют его дочку. Ведь именно так оно все было, не правда ли, господин Зильбер?

Секунду еврей глядел на статского советника расширенными глазами, потом рухнул на стул, закрыл глаза ладонями и закачался взад и вперед.

— Господи, — раздался его сдавленный голос, — услышь, Господи, правду мою, внемли воплю моему, прими мольбу из уст нелживых…

Он перешел на идиш, вскрикивал и всхлипывал, пока наконец речь его не стала совсем неразборчивой. Пораженные искренностью его скорби, Загорский и Ганцзалин просто молча стояли рядом и слушали.

Наконец он умолк и отнял руки от лица. Глаза его были красными.

— Я не мог, — сказал он, — я никак не мог им отказать. Иначе они бы просто убили мою маленькую Дину. Я готов вытерпеть самые страшные муки, лишь бы ее никто не тронул.

Он содрогнулся и всхлипнул.

— Эти японцы — вы не представляете, что это за люди, — с трудом продолжал он. — Они жестокие, в них нет души, они угрожали моей дочке, а ей всего шесть лет. Что я мог сделать, кто мог меня защитить?

— Вы стали их агентом еще до войны? — спросил Нестор Васильевич.

Зильбер утер глаза кулаком: да, еще до войны. Японцы уже знали, что война будет, они собирались уходить, но перед этим решили оставить тут своих агентов.

— Какую роль они уготовили вам?

Исаак Моисеевич должен был стать связным. Точнее, его лавка должна была стать местом, где их люди обмениваются сообщениями. Через его руки сообщения не проходят, однако… Тут он умолк, со страхом глядя на статского советника.

— Что «однако»? — живо переспросил Нестор Васильевич.