Помощник отвечал, что ничего они не забыли, но ведь кроме них и природных китайцев, сюда могут явиться простые русские люди, не искушенные в тонкостях иероглифики. На это Загорский ответил, что, во-первых, простые русские люди вряд ли сунутся в чисто китайское заведение, а если и сунутся, так они наверняка знают, как тут объясниться без всяких иероглифов.
— Кстати сказать, нельзя нам обоим одновременно смотреть в меню, — предостерег помощника Нестор Васильевич. — Кто-то один все время должен посматривать в окно, на вход в лавку Зильбера.
Ганцзалин отвечал, что у него зрение, как у сокола, а это значит, что он может глядеть и в меню, и в окно одновременно.
— Заметил ли ты, любезный соколиный глаз, что в лавку Зильбера только что вошел какой-то китаец? — перебил его хозяин.
Помощник отвечал, что он бы непременно это заметил, если бы статский советник не отвлекал его разговорами про иероглифы, лапшу и прочую китайскую ученость. А теперь вот даже непонятно, что делать — заказывать лапшу или нет? Ее подадут через минуту, но будет ли у них хотя бы пять минут, чтобы перекусить? Или они сегодня останутся не только без обеда, но и без ужина?
— Обещаю тебе, друг Ганцзалин, что без ужина сегодня мы останемся, только если нас убьют, — обнадежил помощника статский советник. — Во всех остальных случаях ужин будет, ну разве что несколько запоздалый.
Китаец, однако, продолжал ворчать, что он человек культурный, цивилизованный, а культурный человек должен есть по расписанию и не реже четырех раз в день. Он уже и так похудел, а скоро дойдет до того, что его будет носить ветром с места на место, как какой-нибудь осенний сухой листок.
— Очень поэтично, — заметил Нестор Васильевич, не спуская взгляда с дверей лавки Зильбера. — Ладно, если хочешь, закажи себе лапшу. Надеюсь, у тебя будет хотя бы пять минут… В конце концов, это может быть и не тот агент, который нам нужен, на нем же не написано.
Однако статский советник, обычно весьма прозорливый, в данном случае жестоко ошибался. Спустя пару минут Ганцзалин уже поглощал лапшу, с необыкновенной скоростью запихивая ее поглубже в рот — этим удивительным мастерством обладают только настоящие китайцы, как правило из провинции. Увы, помощник так и не успел должным образом насладиться трапезой: прошло не более пяти минут, как вызвавший у них такое оживление китаец вышел из лавки Зильбера и торопливо пошел прочь.
— Наф — не наф? — с полным ртом взволнованно проговорил помощник.
Загорский напряженно глядел на дверь торговой лавки. Спустя мгновение на ней появилась табличка: «Закрыто».
— Наш, — сказал статский советник, поднимаясь со скамьи и бросая на стол гривенник. — По коням!
Заключительную фразу он произнес уже на ходу, не оглядываясь. Ганцзалин же, напротив, оглядел стол с величайшим сожалением, бросил на лапшу прощальный взгляд, сделал огромный глоток из бутылки с пивом и ринулся следом за хозяином.
Улица встретила их осенней бархатной тьмой, еле теплящиеся редкие фонари над лавками почти не освещали пространство.
— Где он? — спросил Ганцзалин: шпион успел уйти достаточно далеко, чтобы в темноте его фигуры было не разобрать. Впрочем, не разобрать обычному человеку — Загорский, обладавший необыкновенно острым зрением, видел его прекрасно.
— Стараемся держаться от объекта как можно дальше, — негромко велел статский советник.
Помощник кивнул: это было логично. Они-то его издалека видят, а вот он их — нет. Да и спиной ему обнаружить их будет трудновато.
На всякий случай статский советник приказал Ганцзалину держаться на некотором расстоянии от него самого — одного человека заметить труднее, чем двух. Впрочем, когда они выйдут на освещенный участок, шпион все равно их увидит. Более того, он не будет оглядываться сейчас, в темноте, но как бы невзначай обернется назад, когда вокруг станет светлее. Шансов на то, что высокая фигура статского советника не привлечет его внимания, было совсем немного.
Это понимал и Ганцзалин, хозяин ощущал исходящее от него напряжение. И хотя помощник молчал как рыба, в молчании этом отчетливо читался вопрос: «Что делать будем?» Ответ надо было придумать как можно быстрее, до освещенного участка, где их неминуемо обнаружат, оставалось не больше полуминуты быстрого хода. Они, конечно, могут все рассчитать и уйти в тень, вот только дальше идет длинная полоса освещенной и, как назло, совершенно пустынной улицы. Несмотря на то что Владивосток был русский город, нравы тут оставались простые, китайские — с наступлением темноты подавляющее большинство здешних жителей отправлялись спать, чтобы завтра проснуться ни свет ни заря и взяться за работу.
Шпион между тем продолжал двигаться во тьме стремительно и бесшумно. Вот он выступил на свет, который давали висящие вдоль лавок фонари, вот прошел с десяток шагов и как бы невзначай оглянулся. Однако его ждал сюрприз — за спиной у него никого не оказалось!